– Господин Панчулеску, – обратился к румынскому специалисту Дронго, – вы ведь оставались на втором этаже. И тоже не видели Тромбетти?

– Нет, – ответил Панчулеску. Чувствовалось, что это преступление выбило его из колеи, он был явно не в себе.

Дронго прошел к дежурному, испуганно взглянувшему на гостя. Тот уже вызвал полицию и ожидал их с минуты на минуту; заодно вынес и охотничье ружье, спрятав его под столом.

– Алеку Паллади, – вслух прочел Дронго на табличке у молодого человека. – Вы говорите по-английски?

– Немного, – ответил тот.

– А по-русски?

– Говорю, конечно, – встрепенулся парень, – я ведь из Молдавии приехал.

– Ночью ты спал? Только честно.

– Я к экзаменам готовлюсь, – признался Алеку, – поэтому ночью совсем не спал. Но ничего не слышал.

– Кто обнаружил убитую?

– Господин Брынкуш. Он пришел ко мне белый как мел; я даже испугался, увидев его. С трудом ноги передвигал, словно лунатик. И сразу сказал, что нужно вызвать полицейских. Но я сначала прошел вместе с ним и сам посмотрел, а уже потом позвонил в полицию.

– В комнате было холодно?

– Не очень. Но окно было открыто… Знаете, у нас никогда не было таких преступлений.

– Значит, ты точно уверен, что никто не входил и не выходил из вашей гостиницы?

– Никто, – твердо сказал Алеку, – я бы увидел.

– Я верю, верю. Кроме нас, кто-нибудь еще в гостинице есть?

– Нет, никого. Мария ушла поздно вечером, уже после вашего приезда. А больше здесь никого не было, только ваша группа. Гостиницу под вас освободили. Ожидалось, что приедут двенадцать или тринадцать человек, а у нас всего двенадцать номеров – пять внизу и семь наверху.

– А ночью кто-нибудь спускался вниз?

– Много раз, – подтвердил Алеку. – Господин Брынкуш все время ходил туда и обратно, и еще двое иностранцев со второго этажа. Один похож на араба, а второй такой смешной, похож на итальянца. Я его понимал, когда он говорил… Но я не следил за лестницей, не обращал на них внимания. Главное, чтобы сюда никто из чужих не входил.

– А чужие бывают?

– Редко, но бывают. В другой части города проживает цыганский табор. Они там уже лет пятнадцать, и у них даже свой цыганский барон есть.

– Были случаи, когда они лазили сюда?

– Лет пять назад двое молодых парней пытались украсть сумку у приезжего англичанина. Вернее, они украли, но директор гостиницы сразу поехал к цыганскому барону. Сумку вернули, а парней наказали.

– Понятно. В какой комнате жил итальянец?

– В девятой. У окна. Когда подниметесь, до конца и слева.

Дронго пошел к лестнице и поднялся на второй этаж, приблизился к девятой комнате и постучал в дверь. Прислушался. Снова постучал. Никто не ответил. Он толкнул дверь. Она оказался незапертой. Только этого не хватало. На кровати лежал Тромбетти, накрывшись с головой одеялом. Дронго подошел ближе.

– Сеньор Тромбетти, – позвал он профессора, – сеньор Тромбетти, проснитесь.

Итальянец повернулся, открыл глаза и недовольно посмотрел на Дронго.

– Что происходит? – прохрипел он. – Который сейчас час?

– Уже половина восьмого, – пояснил Дронго, – вы проспали завтрак.

– Какая неприятность. – Тромбетти взял с тумбочки свои часы. – Действительно, проспал. Ничего удивительного, я не спал всю ночь.

– Почему?

– Работал. У меня доклад в Палермо на следующей неделе. А почему вы спрашиваете? Это очень любезно, что вы лично явились разбудить меня, но я уже проснулся, и вы можете уйти.

– Вы не знаете, что здесь произошло?

– Не понимаю, о чем вы?

– Сегодня ночью была убита сеньора Эужения Лунгул, – сообщил Дронго.

– Не может быть! – приподнялся Тромбетти. – Как это убита? Кто ее мог убить?

– Пока неизвестно. Полиция будет здесь с минуты на минуту. Вам лучше встать и одеться. А еще лучше сразу спуститься вниз, чтобы вас видели вместе с остальными.

– Да, я вас понимаю, – пробормотал Тромбетти. – Какое несчастье, какая трагедия! Хотя она была женщиной неуправляемой, мне ее, конечно, жалко.

– Вы не выходили из своего номера сегодня ночью?

– Выходил. Несколько раз. Но я ее не убивал. Отвернитесь, я встану и надену брюки.

Дронго отвернулся.

– Теперь все подозрения будут на мне, – пробормотал Тромбетти, надевая рубашку и натягивая брюки. – Все слышали, как мы с ней все время конфликтовали и она называла меня «фашистом». Но я ее не убивал, – повторил он. – Кстати, как она погибла?

– Ее застрелили.

– Слава богу, – невольно вырвалось у Тромбетти. – Значит, ни одного из гостей нельзя обвинить в этом диком преступлении.