Некоторое время я лежал на дне лодки и смотрел в небо. И думал, что может заставить человека пустить себе пулю в лоб. Разбить чужие жизни – достаточная это причина или нет?

Я снова сел и поплыл в сторону дома Кароль.

– Ты очень кстати, – встретила она меня. – У нас тут крыса. За холодильником.

Собственно говоря, мне не очень-то хотелось ловить крыс среди ночи, но она решительно протянула мне лопату.

– За холодильником, говоришь?

Она кивнула. Она была в пижаме. Мы пошли в кухню.

– Ладно. Ты двигай холодильник, а я ее стукну. Договорились?

Потом мы пошли хоронить крысу в сад. Кароль не хотела крысы в своей помойке. В дробилку она тоже не дала мне ее бросить. Я держал тварь за хвост, а Кароль решала, где лучше всего ее зарыть. Вдруг крыса ожила и зловеще пискнула. Я чуть коньки не отбросил. И разжал пальцы. Крыса юркнула в заросли. А мне пришлось прислониться к дереву.

Кароль спросила, что со мной, уж не увидел ли я привидение.

– Упустил! Что ж ты? Нельзя было ее выпускать, – ругала она меня, пока мы шли к дому. – Теперь придется начинать все сначала.

Она требовала, чтобы я перестал называть ее Лили, потому что это смешно. Называть ее следовало Лилиан. И вообще я должен был оставить ее в покое.

Нельзя было заходить к ней в комнату без стука, лезть в ее дела и вечно ее доставать.

– Прости, конечно, но Лилиан –это была идея твоей матери, а не моя. С какой стати я вдруг стану звать тебя Лилиан?

Еще мне было велено перестать за ней шпионить.

– Просто не верю своим ушам, – сказал я.

Не совать свой нос в то, что меня не касается. Не спрашивать, принимает ли она противозачаточные таблетки и не пристает ли к ней кто-нибудь. Ни под каким видом не предлагать отвезти ее в университет.

– Вообще-то мне просто по дороге. Впрочем, как хочешь.

Я не должен был указывать ей, как одеваться и с кем общаться.

Я вообще ничего не должен был ей говорить.

– Хорошо. Но называть тебя Лилиан я все равно не буду.

Зима наступила внезапно, в декабре выпал снег. Я не мог с точностью определить, когда именно изменились мои отношения с дочерью, но факт оставался фактом.

Я был к этому готов. Я знал, что с отцом рано или поздно начинаются конфликты. Так что я ждал. Все эти запутанные семейные истории – мне ли их не знать? Я давно чуял, к чему дело идет.

Я готовился к этому во время долгих прогулок или сидя один в пустой квартире, когда Лили начала поздно возвращаться. Или когда она отшивала меня пожатием плеч.

Я ждал, что рано или поздно между нами встанет призрак ее матери.

Она была беременна Лили, когда случилась утечка газа и произошел взрыв. Соня погибла. Мы не очень-то с ней ладили.

Она была манекенщицей. Мы вместе курили травку и ходили на вечеринки, где пары распадались как нечего делать. Однажды Лили обнаружила кипу старых журналов, и я показал ей ее мать. Она пришла в восторг.

Может быть, все произошло именно в тот момент. А может, в какой-нибудь другой.

Так или иначе, Лили заявила, что я ее достал, и с размаху захлопнула дверь своей комнаты.

Не важно, из-за чего произошла стычка. Было ясно, что малейшая искра может теперь разгореться в гигантский пожар, и хоть я был к нему готов, мне от этого было не легче.

Я налил себе выпить. Выждал несколько минут. Потом пошел к ней.

– Послушай, – сказал я. – Я долгое время думал, что ты будешь единственной женщиной в мире, с которой у меня все будет в порядке. Теперь я так не думаю. Я понял, что ошибался. Ты можешь смотреть на меня, когда я с тобой разговариваю?

Она крутанулась в своем кресле на колесиках, так, точно в нем был мотор.

– Мне восемнадцать. Я совершеннолетняя.

Мать ее тоже была упряма донельзя. Она скорее дала бы утопить себя в бассейне, чем пошла бы на компромисс.

– Я тебе уже объяснял, что дело не в этом. Совершеннолетняя ты или нет, это к делу не относится. Дело в том, что емушестьдесят. Ты меня слышишь?

– Нуда, емушестьдесят. Ну и что? Это тебя не касается.

– Прости меня, Лили, но есть же какие-то пределы.

– Я хочу, чтобы ты называл меня Лилиан. Ты что, глухой?

– Хочешь знать, что я об этом думаю? Таких, как он, надо за решеткой держать. Заметь, я смотрю на вещи широко – и все же. К тому же этот тип женат. Да его пристрелить мало!