– Здравствуйте, я Витольд.

– А я Анджей.

Мне это не понравилось. Два жутких акцента, два диких имени. Я чуть было не захлопнул дверь, но, бесспорно, на меня произвело впечатление их корреспондентское удостоверение; теперь, когда меня показали по телевизору, я должен был вести себя соответственно своему рангу. Нужно поддерживать собственную популярность. Поэтому я пригласил их войти. И, только оказавшись в гостиной и заметив отсутствие Конрада и Терезы, которые уже спали, я сообразил, что они выбрали несколько позднее время для визита. Почти полночь. Я спросил у них:

– По-моему, немного поздновато для работы?

– Ну, вы знаете, у журналистов нет расписания… всегда как на угольях, как у вас говорят… и, правда, когда мы посмотрели вечерние новости и репортаж про вашу историю, мы решили зайти к вам…

– Ах так? Значит, вы его уже видели? Как я выглядел?

– Очень хорошо, – сказал второй.

– Да, – подхватил первый, явно нервничая из-за того, что второй перебил его (чувствовалось, что между ними идет война за лидерство). – Да, очень хорошо… правда, не совсем понятно, почему вы разгуливаете в перьях…

– Это к делу не относится!

– …Ах вот оно что… мы как раз собирались дать вам возможность все объяснить… будете работать с нами, и все всегда будет по делу, без обмана, ничего лишнего – только вы и ваша история.

Витольд выступил вперед, чтобы объяснить мне свою стратегию. Они хотели сосредоточиться на документальных съемках с погружением, так называемый метод «камера на плече», но, учтите, в соответствующих пределах, никакого вуайеризма. Ради этой работы они планировали поселиться у меня на какое-то время, по крайней мере до вынесения решения суда относительно опеки над Конрадом. Фильм о нас, вау!!! Я согласился, изображая смущение. Двое поляков отправились за двумя огромными чемоданами, которые поджидали их на темной площадке. Журналисты признались, что очень устали, и спросили, где могут расположиться. Я с радостью уступил им свою комнату. Я спокойно мог поспать несколько дней на диване в гостиной, чтобы обеспечить себе место в истории.

Мне было слышно, как они спорили о чем-то, потом наконец появились в гостиной с бутылкой водки.

– Нельзя же так просто лечь спать в первую ночь! Репортаж полагается обмыть!

– С удовольствием.

Анджей вытащил зубами пробку из уже початой бутылки и предложил выпить за дружбу. Полглотка оказалось достаточно, чтобы я разволновался. Двое поляков пребывали в приподнятом настроении, довольные, что оказались в моем доме, приятные гости. Нельзя же останавливаться на полпути, к тому же на таком правильном, и я пошел достать из-под раковины бутылку урожая 1974 года. Они вытаращили глаза. Друзья мы или не друзья?

Мы воспользовались ситуацией, чтобы обсудить организационные моменты. Витольд был кинооператором, Анджей – звукооператором. Оба – выпускники киношколы в Лодзи, где дебютировали Полански, Сколимовски, Кисловски и прочие – ски. Первому они поклонялись и имели твердое намерение повторить подвиг его короткометражки «Двое мужчин и шкаф» [19] на основе моей истории. В жанре абсурда и минимализма, так они сказали. Я плохо понимал, что они имеют в виду, и это обнадеживало, гораздо лучше чувствуешь себя, когда не понимаешь творцов.

– Так кто же вы, скорее кинематографисты или журналисты?

– В Польше это одно и то же.

Не знаю, то ли подействовало вино, то ли фамилии на – ски, но в голове начали роиться мечты голливудского толка. И только я дал волю воображению, как со скоростью, присущей всем мифоманам, у меня родилась небольшая речь. Мою оду Конраду будет слушать весь Голливуд! Я свалился с ног от дикой усталости.

Мне снилась какая-то страна, что-то среднее между высохшим Востоком и пропыленным Магрибом.

Рано утром я представил старым жильцам новых жильцов. Вообще-то это не совсем точно, не рано утром, поскольку поляки проснулись к четырнадцати часам. Мы поджидали их как американцев в 1944-м. Нужно полагать, они устали. Что касается меня, то я встал не слишком поздно из-за намечавшегося радикулита. Диван в гостиной уже не мог собрать большинства среди моих позвонков, многие мечтали вернуться в прошлое. Я приготовил для гостей самый– крепкий кофе, но они не могли начать рабочий день, не съев омлет с сыром; я извинился, что оказался не на высоте, не зная их привычек. Тереза разволновалась из-за яиц, мы уже сто лет не видели ее у плиты. Она тут же воспользовалась случаем, чтобы показать полякам, что она в доме главная. Она начала разглагольствовать (вот оно, могущество СМИ). Я про себя смеялся, ведь их-то интересовал в основном Конрад. И что в этом странного? Он был ужасно милый, застыл с раскрытым ртом перед камерой Витольда. Просто неудобно, такое он имел превосходство над нами, этот человек ниоткуда. Я внезапно подумал, на какой риск я шел, впустив посторонних в свою эмоциональную среду; я тут же свел этот риск до минимума, объяснив полякам хорошо поставленным шепотом, что этот репортаж может состояться при одном условии: они не будут вступать в контакт с ребенком; я рассказал им о нашем трудном положении и о доверчивости малыша, он может привязаться к ним, и расставание будет тогда очень тяжелым; отеческая любовь зиждется на умении предвосхищать события. Казалось, Витольд и Анджей погрустнели, обаяние Конрада действовало мгновенно, и пяти минут не потребовалось, чтобы они принялись сожалеть о едва наметившемся чувстве. Это были настоящие профессионалы. Они безропотно пошли на мои условия. Я объяснил Конраду, что господа работают и им нельзя мешать. Эти небольшие меры предосторожности были необходимы, у меня и так было достаточно переживаний, доставленных мне моей главной соперницей.

В Польше в первый рабочий день работать не принято. Так они мне сказали. Я подумал, что это из-за католицизма, у них запрещен секс до свадьбы и что-то там еще. Короче, я уважал их традиции. Нам с Терезой так не терпелось сняться в кино, что я предложил им порепетировать. Так принято у великих актеров; ты думаешь, Де Ниро приходит на съемочную площадку не подготовившись? Она пожала… ну тем, чем обычно пожимают. Мы бросились на кухню и разработали сцену крупной ссоры. Мы так хорошо вошли в роль, что Конрад, который тихо играл у себя в комнате, в панике прибежал к нам. Мы успокоили его, объяснив правила игры. И поскольку он обиделся, что не принимает в ней участия, его ввели в репетиционный процесс. Ему разрешили встать между нами н постараться нас разнять. Но через минуту он горько заплакал. Он не выносил ссор, даже понарошку. Мы прервали репетицию, и Витольд спросил, где лежит пульт дистанционного управления телевизором. И не найдется ли чего-нибудь выпить. Они работают над сценарием, это большое напряжение, нужно расслабиться. Потом они составили для меня список необходимого, и я отправился за покупками в торговый комплекс.