— Она зашла слишком далеко, — дрожащим голосом выдавил Муунспиттл. — Я чувствую! Слишком далеко.

— Что он несет? — спросил Уилл.

— Круг — это канал, — пояснил Рэггинбоун. — Она открыла его широко…

Ферн не слышала их. Магия переполняла ее, заглушая все чувства. Она одновременно вела и была ведомой. В центре круга появилась фигура в клубах дыма: женщина, закутанная в красное. Ее очертания расплывались, словно в одной оболочке заключалось сразу несколько сущностей. У нее было несколько рук, и в них она держала белый мраморный шар с разноцветными кольцами. Она приподняла вуаль: бледные губы меняющихся лиц шевельнулись, и она заговорила хором далеких голосов:

— Кто ты такая, что осмелилась призывать нас, орден провидиц? Мы не узнаем тебя.

— Я — Моркадис, — ответила Ферн. — Провидица узнала бы меня.

Женщина–призрак вставила мраморный шар в пустую глазницу, и он ожил, пронзив Ферн страшным взглядом:

— Одна из наших недавно искала тебя, но не нашла. На будущее мы запомним тебя.

— Я считала, что провидицы _видят_ будущее.

— Только наша сестра Скета могла делать это, но бремя было столь велико, что теперь она спит беспробудным сном и никогда не проснется.

— Тогда расскажи мне о настоящем. Мне нужно узнать о Моргас, которая провозгласила себя королевой колдуний. Я думала, что она погибла в огне, но это не так, правда?

— Она сжалась до личинки, а личинка выросла до внутриутробного плода, а плод стал женщиной, и она возродилась в Реке Мертвых.

— Она вернулась к Дереву? — спросила Ферн, уже зная ответ.

— Заклинания, которые скрывали ее от нашего взгляда, истощились, — медленно произнес хор голосов. — Пещера Корней сейчас не занята, и только птицы летают между мирами. Однако сейчас туда крадется вор, некто, кого ты знаешь.

— Кто? — выпалила Ферн.

— У него рога, как у барана, и когти, как у льва. Его назвали в честь королевского меча, но имя изменилось и стало прозвищем зверя.

— Это Кэл, — сказала Ферн. Она не вспоминала о нем давным–давно. _-*-_ Что он там делает, если Моргас уже ушла оттуда?

— Он крадет плод с Дерева.

— Какой?

— Он еще не дозрел; нам не видно. Отпусти нас: мы сказали все, что могли.

— Еще нет. — Ферн взмахом руки покрепче сжала круг. — Я полагаю, я почти уверена, что Моргас сейчас живет в месте, называемом Рокби, в сельском поместье. Вы ее _видите?_

— Мы не будем даже пытаться, — ответили провидицы. — Она всегда пряталась за черными чарами, которые могут повредить нашему зрению. У нас всего один Глаз на всех, и мы не хотим, чтобы он ослеп.

Ферн взглянула на Рэггинбоуна, и тот чуть заметно кивнул.

— У тебя есть еще вопросы, — спросила женщина, — или нам можно уйти?

— Еще один, — сказала Ферн. — Река сделала Моргас неуязвимой?

— Ни один клинок не может поразить ее, ни один яд отравить. Но она все еще смертная, а все смертные так или иначе уязвимы. Вся живое должно рано или поздно умереть.

— Это не ответ, — сказала Ферн.

— Это все, что мы знаем.

— Спасибо, — вздохнула Ферн и ослабила магический захват.

Женщина исчезла.

— Никто никогда еще не благодарил нас. Мы запомним тебя… — откуда–то издалека донеслось до Ферн.

Гэйнор вцепилась в руку Уилла. Она слышала, как в темноте Муунспиттл ворчал:

— Владеющим Даром не нужна такая вежливость.

Кот свернулся у него на руках и щурился на огонь. Рэггинбоун остерег Ферн:

— Смотри не переутомись.

Но Ферн уже снова обходила круг, шепча заклинание призыва. На этот раз пар в центре круга сгустился быстро, превратившись в фигуру мужчины двухметрового роста, с оленьими рогами. Оленья шкура едва прикрывала его тело, его кожа была темной, но не как у азиата или негра, а как у темного духа: то был зеленоватый налет джунглей и лесов. Глаза были посажены косо под густыми, низко нависающими бровями. Его ноздри трепетали, впитывая неприятные запахи старого подвала и городского смога.

— Приветствую тебя, Церн, — сказала Ферн.

— Приветствую, ведьма. Зачем ты вызвала меня? Я не люблю вашу братию.

— Когда–то любил, — возразила Ферн. — Если любовь — это верное слово в данном случае. Поэтому я и призвала тебя.

— Любовь–это было не слово, — отозвался Церн. — Любовь была повестью. Она была голодна, и я накормил ее. Она была красивее, чем ты, выше, у нее были волосы чернее полуночи, а кожа — белее молока. Я купался в ее коже, спал в ее волосах. Я дал ей свое безжизненное семя, а она взяла его и сотворила из него нечто непотребное. Я больше не люблю ведьм.