Шрифт:
«Мама бедная переживает за всех: за детей, маленьких и больших, и за папу. А где теперь Чернышев — ее отец? Как больно, что опять отодвинулась встреча. Их разделяет огромное пространство. Когда же, наконец, они увидятся?»
С вспыхнувшей нежностью думает Наташа о Степане Дмитриевиче. «Одобрил бы он ее? А Киреев, — тут же ревниво перебивает себя Наташа, — что сказал бы?»
Она придирчиво проверяет свои действия. Ей кажется отец… они оба… должны быть довольны. Все-таки ей удалось стать нужным человеком и на заводе и в госпитале.
…Завод жил напряженной жизнью. Программа не уменьшалась: моторы продолжали строить и выпускать, несмотря на то, что агрегаты и даже целые цеха становились «на колеса». Когда ушли на восток первые эшелоны, работать стало еще труднее. Директор Белов и парторг ЦК Доронин почти не выходили с завода, и каждое их слово было равносильно приказу, который выполнялся безоговорочно. Владимир Федорович похудел, почернел, стал раздражителен. Рабочие также все чаще оставались в цехах на вторую смену.
Однако рабочих рук явно не хватало. Директор, начальники цехов ежедневно комбинировали: перебрасывали людей с одного участка на другой, более важный в данный момент.
Доронин поручил Глинской привлечь на завод учащуюся молодежь. В городе у Наташи было много знакомых девушек, к ним она и обратилась.
Через несколько дней две новые молодежные бригады пришли в цехи завода получать рабочую квалификацию.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Москва постепенно пустела. Ежедневно с ее вокзалов поезда увозили на восток и запад тысячи людей.
На восток направлялись заводы, учреждения и жители столицы, на запад спешили воинские эшелоны.
С подмосковных аэродромов днем и ночью поднимались самолеты, нагруженные бомбами. Изредка с этих же аэродромов уходили курсом «ост» пассажирские машины. Но и на них, рядом с чемоданами и корзинами, стояли пулеметы, и стрелки с напряженными лицами всматривались в небо — нет ли там невидимого еще врага. В течение всего пути до Урала они заботливо охраняли жизнь женщин и детей, эвакуируемых вглубь страны.
Николай Николаевич и Андрей возвратились с аэродрома домой. Настроение у них было невеселое. Они только что проводили Марию Михайловну, Катерину, Юрика и Верочку в далекий сибирский город.
В лифте вместе с ними поднималась высокая пожилая женщина. Киреев поздоровался с ней, как со старой знакомой, и представил ей Андрея:
— Ваш новый сосед, Анна Семеновна.
Выходя из лифта, женщина обратилась к Кирееву:
— Теперь, Николай Николаевич, у вас хозяйничать некому. Разрешите, я возьму над вами обоими шефство. Свободного времени у меня более чем достаточно. И мне все равно приходится ходить на рынок за продуктами, готовить. С удовольствием приготовлю и вам. У меня будет утешение, что я приношу хоть маленькую пользу. Стыдно ведь жить только для себя в такие дни.
— Большое спасибо, Анна Семеновна! Вы очень добры, но разве вам не хочется более интересной и благодарной работы?
— У меня нет никакой специальности, а для серьезной физической работы я стара. Облегчу вам немного жизнь, накормлю во-время, а вы благодаря этому, быть может, больше бомб на врага сбросите, — вот и мой вклад будет.
Анна Семеновна ушла, повторив обещание заботиться об одиноких соседях.
— Кто эта особа, которая собирается нас облагодетельствовать? — спросил Андрей, когда они вошли в опустевшую квартиру.
— Жена полковника-артиллериста. Муж ее и сын на фронте, — рассеянно ответил Николай Николаевич. — Ну, а теперь, Андрей, за работу. Надо хорошенько разобраться, почему газ заедает в крайних моторах.
Незадолго до начала войны самолет «К-1» прошел испытания. Его летные качества оказались отличными. Дизели во время полетов работали хорошо. Было принято решение строить по пять самолетов в месяц на заводе, выпускающем двухмоторные бомбардировщики.
Командир авиадивизии дальнего действия генерал-майор Головин обратился в Комитет Обороны с ходатайством об увеличении выпуска «К-1» до одного самолета в сутки.
Николай Николаевич, несмотря на высокую оценку его машины, ревниво проверял ее и на ходу исправлял мелкие недостатки. Вот и сейчас, перед поездкой на завод, он вместе с Андреем нашел, как исправить их «общий грех»: теперь после несложных изменений крайние моторы тоже будут работать нормально.
Когда Николай Николаевич и Андрей возвращались с завода, их застала воздушная тревога. Долго в протяжно выла сирена. Трамваи остановились, продолжали свой путь только военные машины со специальными пропусками. Народ шел в бомбоубежища спокойно. Похоже было, что москвичи уже привыкли к ежедневным тревогам.