– Не надо, Карлсон, не надо, – пытался унять его Малыш, но без толку.

все увлечённей пел Карлсон. А когда он дошёл до слова «отдохнём», раздался выстрел, а вслед за ним – пронзительный крик. Выстрелил Карлсон из своего пистолетика, а закричала фрёкен Бок. Малыш сперва подумал, что она упала в обморок, потому что она плюхнулась на стул и долго сидела молча, с закрытыми глазами, но когда Карлсон снова запел:

она открыла глаза и сказала зло:

– Ты у меня сейчас таких боссе и бассе получишь, дрянной мальчишка, что век помнить будешь!

Карлсон на это ничего не ответил, он только подцепил своим пухленьким указательным пальцем фрёкен Бок за подбородок, а потом ткнул в красивую брошь, приколотую у ворота.

– Красивая вещь, – сказал он. – Где ты её стянула?

– Карлсон, перестань, прошу тебя! – в страхе крикнул Малыш, потому что он видел, в каком бешенстве была фрёкен Бок.

– Ты всякий… всякий стыд потерял, – проговорила она, запинаясь, с трудом находя слова, а потом закричала: – Убирайся вон! Слышишь? Я сказала: вон!

– Успокойся! – сказал Карлсон. – Я ведь только спросил, а когда вежливо задаёшь вопрос, то можно надеяться на такой же вежливый ответ.

– Вон! – кричала фрёкен Бок.

– Во-первых, мне необходимо выяснить одну вещь, – сказал Карлсон. – Не замечала ли ты, что по утрам у тебя немеет тело? А если замечала, то не хочешь ли ты, чтобы я тебя полечил?

Фрёкен Бок обвела кухню диким взглядом в поисках какого-нибудь тяжёлого предмета, чтобы швырнуть им в Карлсона, и Карлсон услужливо подбежал к шкафу, вынул оттуда выбивалку для ковров и сунул её домомучительнице в руки.

– Гей-гоп! – кричал он, снова бегая по кухне. – Гей-гоп, вот теперь наконец всё начнётся!

Но фрёкен Бок бросила выбивалку в угол. Она ещё помнила, каково ей пришлось в прошлый раз, когда она гналась за ним с такой вот выбивалкой в руке, и не хотела испытать это снова.

Малыш боялся, что всё это плохо кончится, и гадал, сколько кругов Карлсон успеет сделать прежде, чем фрёкен Бок сойдёт с ума. «Не так уж много», – решил Малыш и понял, что главное – как можно быстрее увести Карлсона из кухни. И когда он в одиннадцатый раз промчался с гиканьем мимо него, Малыш схватил его за шиворот.

– Карлсон, – взмолился он, – прошу тебя, пойдём ко мне в комнату!

Карлсон пошёл за ним крайне неохотно.

– Прекратить наши упражнения как раз в тот момент, когда мне удалось наконец вдохнуть в неё жизнь, какая глупость! – ворчал он. – Ещё несколько минут, и она стала бы такой же бодрой, весёлой и игривой, как морской лев, в этом нет сомнений!

Первым долгом Карлсон, как всегда, выкопал персиковую косточку, чтобы посмотреть, насколько она выросла. Малыш тоже подошёл, чтобы на неё взглянуть, а оказавшись рядом с Карлсоном, положил ему руку на плечо и только тогда заметил, что бедняжка Карлсон промок до нитки – должно быть, он долго летал под проливным дождём.

– Неужели ты не мёрзнешь, на тебе же сухого места нет? – спросил Малыш.

Карлсон, видно, до сих пор не обращал на это внимания, но он тут же спохватился.

– Конечно, мёрзну, – сказал он. – Но разве это кого-нибудь беспокоит? Разве кто-нибудь пальцем шевельнёт, если лучший друг приходит, промокший до нитки, и у него зуб на зуб не попадает от холода? Разве кто-нибудь заставит его снять мокрую одежду и наденет пушистый, красивый купальный халат? Разве кто-нибудь, спрашиваю я, побежит на кухню, и сварит для него шоколад, и принесёт ему побольше плюшек, и силком уложит в постель, и споёт ему красивую, печальную колыбельную песнь, чтобы он скорее заснул?.. Разве кто-нибудь позаботился о друге? – заключил свою тираду Карлсон и с упрёком посмотрел на Малыша.

– Нет, никто не позаботился, – признался Малыш, и голос его прозвучал так, что казалось, он вот-вот расплачется.

И Малыш со всех ног кинулся делать всё то, что, по мнению Карлсона, надо было сделать в этом случае для своего лучшего друга. Труднее всего было получить у фрёкен Бок тёплый шоколад и плюшки для Карлсона, но у неё уже не было ни сил, ни времени оказывать дальнейшее сопротивление, потому что она жарила цыплёнка по случаю приезда дяди Юлиуса, который мог появиться в любую минуту.

– Сам себе сделай горячий шоколад, если хочешь, – сказала она.

И Малыш прекрасно со всем справился. Несколько минут спустя Карлсон уже сидел в белом купальном халате в постели Малыша, пил обжигающий шоколад и с аппетитом ел плюшки, а в ванной комнате были развешаны для просушки его рубашки, штаны, бельё, носки и даже башмаки.

– Вот что, – сказал Карлсон, – прекрасную, печальную колыбельную можешь не петь, лучше посиди у изголовья моей кровати всю ночь, не смыкая глаз.

– Всю ночь? – спросил Малыш.