Хотя согласия мистера Дейча-младшего я так и не получила, я решила, что пора дать людям то, о чем они просят. Вернувшись в свой кухонный кабинет, я ответила на несколько писем, которые до этого отложила в сторону, — писем про вишневый пломбир.

Уважаемый!

Я тоже скучаю по вишневому пломбиру, хотя никогда его не пробовала. Письма, содержавшие мольбы (слишком сильно? заменить на «просьбы»?)возобновить его выпуск, сделали свое дело. Четвертого июля вишневый пломбир снова появится на прилавках!

Прилагаем купон на бесплатный рожок.

Искренне ваши…

Янабросала и второй вариант:

Уважаемый любитель вишневого пломбира!

Совершенно с вами согласна: вишня — прекрасная ягода, красивая и так замечательно лопается, когда ее прокусишь.

Мы планируем возвращение вишневого пломбира четвертого июля. Присоединяйтесь!

Прилагаем купон… и т. д.

Явернулась домой — на автоответчике мигал огонек. Звонила мама сообщить, что я еще не достигла среднего возраста, потому что женщины в нашем роду доживают до «девяноста с хвостиком». Мама умеет утешить.

Звонил Грег:

«Привет, это я. — Голос звучал хорошо, надежно и очень тепло. — Перезвони».

Он оставил номер своего мобильника.

А потом мои дети спели «С днем рождения!». Качество записи на автоответчике было слабовато. Дарси пыхтела, а Сэм фальшивил. Я включила на полную мощь, и под конец они орали «С днем рождения!» на всю пустую кухню. Потом раздался механический щелчок, и наступила тишина.

В тишине таилась пустота, бездонная, как озеро. Почти столь же бездонная, как день смерти моего отца, в который мы продолжали, уже без него, делать самые обычные вещи: приготовили ужин и легли спать.

Я сидела, объятая пустотой, положив на колени раскрытые ладони, и ждала. Не знаю, сколько времени это продолжалось. А потом я встала. Ступни мои опустились на пол кухни Веры Набоковой, коснулись озерного дна, дна пустоты, и — пусть у меня нет никакого плана, но я должна действовать, и немедленно.

Я жевала сморщенные корнеплоды, не чувствуя вкуса, прокусывая землистую кожуру; может, это и были комья земли.

Я лежала в постели, почти без сна, не закрывая глаз, не отключаясь. Едва рассвело, я вскочила, оделась и встала у двери — дожидаться, когда проснется остальной мир. Поехала в банк, вытащила наличность из сейфа и выплатила ипотеку за целый год. Пронырливая операционистка страшно удивилась. Выписала мне справку о том, что я выполнила все условия кредита на весь следующий налоговый период. Я попросила позвать их финансового консультанта, оказалось, что это тоже она. Я открыла обоим детям счета на образование и туда тоже положила наличные.

Вложений хватило бы на две недели обучения в любом из нью-йоркских колледжей.

Потом я отправилась в ближайшую автомобильную комиссионку, сделала первый взнос за ничем не примечательную машинку, на ней и уехала.

Последние свои двести долларов я взяла с собой в экологичной нейлоновой авоське, как настоящий грабитель. Заехала в скобяную лавку, купила двухметровый лист фанеры и набор крючков. Прикрепила фанеру к стене в комнате Дарси и развесила все ее сорок семь сумочек.

Сэму я купила в мебельном магазине шкаф — его погрузили на крышу моей машины. Потом я заехала в книжный, приобрела все вменяемые и занятные кулинарные книги, которых у Сэма еще не было, и к ним еще одну, про «нестандартное использование бытовой техники», — это, пожалуй, было ошибкой.

Дома я втащила шкаф в его комнату и поставила в него все книги.

Сфотографировала эти усовершенствования.

Надела шарфик «хорошая мамочка», скромную юбку, шерстяную двойку теплого персикового тона, туфли на небольших наборных каблучках. Выглядела я как булочка из супермаркета: неприхотливо и сладко.

Поехала в центр, в суд, прихватив все документы: письмо из банка о том, что ипотека выплачена за год вперед и открыты счета на образование, фотографии уютных детских комнат, в оформлении которых учтены интересы обоих детей, экземпляр «Онкведонского светоча» с рецензией на «Малыша Рута», копию письма из архива Вайнделлского университета, где меня благодарили за то, что я временно предоставила в их распоряжение «рукопись, которую, возможно, создал писатель, занимающий одно из ведущих мест в современной литературе» (почему ученые мужи всегда так уклончивы?).

Держа документы под мышкой, я прошла мимо охранника, поднялась по лестнице и разыскала кабинеты судей. На одной высокой деревянной двери висела табличка: «Судья Тигартен». Теперь тут другой судья, не тот, что отобрал у меня детей. Дверь была приоткрыта, за столом, наполовину заслоненная огромным ящиком «Входящие документы», сидела секретарша.

Я подождала, пока она договорит по телефону, и объяснила, зачем пришла.

Она протянула руку, даже не поднимая глаз.

— Я передам это судье для ознакомления, но необходимо уведомить вторую сторону. Можете сделать это сами, или за вас это сделает суд. — Она бросила мою папку на вершину высокой груды. — Обязательно оставьте правильный номер телефона и адрес.

Выглядела она совершенно загнанной, на талии — жировой валик (заедает стресс). Подходящая кандидатка для регулярных сеансов, подумала я.

Пока я производила эту оценку, она впервые подняла глаза:

— И еще попросите своего адвоката подать просьбу о пересмотре дела, милочка.

Чтоб я сдохла, если снова воспользуюсь услугами этого назначенного судом недоумка, мне нужен человек с мозгами и хваткой. Я поблагодарила ее и вышла.

Вернулась к машине, которую оставила под дубом — на нем распускались первые листья. Села, открыла бардачок, где держала экземпляр «Малыша Рута». Интересно, продают ли уже книгу на стадионах по всей стране вместе с сосисками? Прикоснулась к блестящей синей обложке. Книга меня вдохновляла.