По ночам, когда люди засыпают и в доме наступает тишина, игрушки с удовольствием рассказывают друг дружке о всевозможных приключениях. Однажды, когда я дремал на диване, игрушки притихли, видимо, приготовились слушать. Я тоже уши навострил. Вот она, эта удивительная история, которую я услышал.
Часть первая
УДИВИТЕЛЬНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ТАНИ И ЕЕ БРАТЬЕВ
Что случилось до того, как я узнал и решил рассказать эту удивительную историю
Дочка моя Любаша заболела: воспаление легких. Увезли ее в больницу и остались мы дома втроем: Любашина мама, трехлетний Сережка да я.
Скучно без Любаши. Сережка вдруг раскапризничался без причины. Мама все спрашивала, какая его муха укусила.
Тогда я сказал:
— При чем тут муха? По-моему, он просто-напросто конфетами объелся и у него болит живот. Не надо было оставлять на столе конфеты.
Мама рассердилась.
— У тебя привычка заступаться за капризуль.
И вообще… у нормальных детей от конфет болят зубы, а не животы.
Короче говоря, в больницу я поехал один.
Когда вошел, в палату, Любаша, закутавшись в одеяло, сидела на койке возле тумбочки и пила чай. Вид у нее был грустный-грустный.
— Любаша! — позвал я.
Она повернула голову и просияла. Но тут же глаза ее наполнились слезами.
— А мама?
— Да понимаешь ли, — начал объяснять я, выкладывая на тумбочку гостинцы, — что-то Сереже сегодня нездоровится. Пришлось им обоим дома остаться.
— Ну вот, всегда у вас так, — сказала Любаша.
А потом мы болтали, наверное, целый час, Я рассказывал обо всем: о маме, о Сережке, о своей работе, о соседской собаке… И вдруг Любаша спросила:
— А как ведут себя мои игрушки?
— Молодцом! — бодро ответил я. — Сидят тихо, не капризничают…
— Тебя же серьезно спрашивают, — обиделась Любаша.
Вот так штука! Признаться, я не догадался поговорить с игрушками и потому не знал, о чем рассказывать. Игрушек у Любаши много. Одни в картонной коробке лежат вповалку, другие — любимчики — на детском столике чинно расставлены. Как их посадили, так и сидят.
— Ну, пап!-нетерпеливо напомнила дочь.- Про Мишука расскажи, про Бублика, про Клёпу, про Таню, про Врунчика, про всех…
Полгода назад мой старый товарищ, капитан дальнего плавания, привез из-за границы большую коробку. Когда мы ее открыли, Любаша так и запрыгала от радости. Там лежали игрушечные зверята: черный медвежонок с умными коричневыми глазами, рыжий вислоухий пес, забавный зайчишка и серый котенок с длинным хвостом. А кроме них была еще кукла в нарядном розовом платье.
У каждой игрушки на шее маленькая медаль с именем. Но имена такие мудреные, что Любаша тут же заменила их своими, и кукла стала Таней, медвежонок — Мишуком, собака — Бубликом, котенок — Врунчиком, а смешной, простоватый зайчишка — Клёпой.
Я попытался представить себе самочувствие плюшевой собаки и неуверенно сказал:
— Бублик без тебя совсем заленился, спит целыми сутками. Даже лаять не хочет. За все это время я ни разу его голоса не слыхал.
— У игрушечных собак голоса не бывает, — пояснила Любаша.
Я понял, что сплоховал, и окончательно запутался.
— Ты, папка, лучше напиши мне про них. Ладно? Узнай все как следует и напиши. Ну, пожалуйста!
— Хорошо. Обязательно напишу, — пообещал я. — Сегодня же вечером, как только разберусь с ними, так сразу и сяду писать.
— Ты мне каждый день пиши. Ладно, папочка? Когда я уходил, она улыбалась. Я тоже улыбался и совсем не предполагал, какие необыкновенные события меня ожидают. Такие, что, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать.
Описывать все же пришлось. Во всех подробностях, как было обещано. И письмо получилось длинное-предлинное, с продолжениями. Наверное, таких длиннющих писем никто в жизни не писал. Я посылал его Любаше частями, и этих продолжений хватило на все время, пока она болела.
Чудеса в решете
Как только мама с Сережкой легли спать, я отправился в Любашину комнату. Вошел и сразу понял: в мое отсутствие там что-то произошло. Кукла Таня, которая всегда сидела за маленьким столиком, валялась на полу. Лицо ее было печально. Мне даже показалось — на щеке у нее сверкнула слеза.
Я поднял куклу, усадил на место и строго посмотрел на зверей. Молчат как ни в чем не бывало. Только Бублик шевельнул своими лопоухими ушами.
Ах, шельмец! Значит, не спит, притворяется. Ну, погоди! Так-то и мы умеем.