Екатерина Ивановна взглядывает на Торопца и с хохотом сбегает с возвышения. Аплодисменты.

Тепловский.Браво, Саломея! Сгорел художник, соломенная хата.

Ментиков.Браво, Саломея!

Екатерина Ивановна.Налейте мне вина, Тепловский. А вам хотелось бы, чтобы я на вас так взглянула?

Торопец.Скажите, как удивили… Ну и взглянула, ну и обожгла, н-ну и пронзила… так зачем же ты ее без глаз берешь. Что это тебе — институтка? А где страсть? — а где грех и это, как его… вожделение? Ага!

Коромыслов.Вздор!

Людвиг Станиславович.Конечно, вздор! Как вы не понимаете, Торопец: тут взять момент, когда страсть еще скрыта… она дрожит только в веках… но еще мгновение и… Грех — в этой линии плеч, в волнистом изгибе груди…

Алексей.Вы про кого, господа художники, говорите? Про Екатерину Ивановну? Какое странное искусство!

Коромыслов.Про Саломею, Алеша! Господа, где же Лиза?

Торопец (сердито).Про какую еще Екатерину Ивановну? Ну и плечи, ну и грудь, — это мне всякая натурщица даст… а ты глаза мне дай! Ведь я же видел, ведь это же богатство.

Коромыслов.Экую чепуху ты говоришь, Торопец.

Идет, прислушиваясь к спору, разыскивает Лизу. Спор двух художников продолжается. Алексей, пожимая плечами, отходит к столу.

Тепловский.Ваше блюдо пусто, Саломея, позвольте мне положить на него свою голову.

Екатерина Ивановна.Вы хотите ее потерять?

Тепловский.Хочу быть вашим пророком.

Ментиков.Ха-ха… Это остро сказано. (Напевает.)«Так жизнь молодая проходит бесследно…» Господа пророки, выпьемте еще по одной!

Алексей.Катя… Георгий скоро приедет?

Коромыслов садится около Лизы.

Коромыслов.Что это вы в темноту забрались, Лизочка? Вам здесь не скучно.

Лиза.Нет.

Коромыслов.Правда, здесь глаза отдыхают. Но какую околесицу несет Торопец, вы слыхали? Странный мы народ, художники…

Лиза.Да.

Коромыслов.Лиза… (Берет ее за руку.)

Лиза.Нет, оставьте мою руку. Павел Алексеевич, это правда, что Ментиков… Катин любовник? — я видела сегодня… нечаянно… на лестнице, как он поцеловал Катю.

Коромыслов.Да? Лиза, девочка вы моя милая…

Лиза (прячась от него в угол дивана).Оставьте меня, слышите? Господи, Господи… Да уходите же! И как вам не стыдно говорить со мной, называть меня Лиза. Уходите, вы слышите?

Коромыслов стоит в раздумье. Пожав плечами, медленно выходит.

Ментиков.…остро сказано. Господи, я сегодня так всех люблю, что готов со всеми выпить на брудершафт… (Оглядывается и ищет.)Жура, хотите?

Торопец.А раз любите, то и налейте мне рюмочку… да нет же, очищенной. Где тут эта самая… как его… ветчина? (На кончике вилки тянет длинный кусок ветчины.)

Коромыслов.Кутишь, Торопец? Ты лучше расскажи, как ты устрицы в Италии ел. Ну, как, дорогая, отдохнули? Пожалуйте на эшафот.

Алексей (смеясь).На эшафот? Странное искусство… и вообще странные у вас разговоры, Павел Алексеевич! Не забудь же, Катя, что мне нужно с тобой поговорить.

Екатерина Ивановна.Хорошо. Я помню.

Коромыслов (хмуро).Ехал бы ты, Алексей, в свои меблированные комнаты.

Алексей.Выгоняете, Павел Алексеевич?

Коромыслов.Я, брат, даже Ментикова не выгоняю, а не то что такого доблестного юношу, как ты. Просто отеческое попечение о твоем же благе. Идем, Екатерина Ивановна.

Оба художника и Ментиков смеются. Екатерина Ивановна становится в позу, Тепловский перебирает клавиши. Минуты сравнительного затишья.

Людвиг Станиславович.Ментиков! Говорят, что у вас можно достать билеты в Думу.

Ментиков.Сколько угодно! А этюдик будет? — даром не даю.

Торопец.Дайте, пан, все равно стащит.

Алексей (серьезно). Очего вы его не бьете?