Шрифт:
Сабиняне молчат.
— Да вспомните же, господа! Ведь не гулять же мы шли сюда с этими книжищами? Да вспомните же, господа: зачем мы сюда пришли?
Сципион. Ну, ну! Да вспомните же, господа!
Анк Марций (к Сципиону).И вы подумайте — вот так все время!
Сципион. Да что вы!
Анк Марций. Честное слово! Стоят, как истуканы, хлопают глазами, да и только. Ну подумайте: можно ли сказать хорошую речь, ни разу не прибегнув к возгласу: «вспомните!»?
Сципион (любезно качая головой).Едва ли, какая же это будет речь!
Анк Марций. Вот видите, даже вы это понимаете. А эти господа…
Из рядов сабинян доносится дрожащий голос:
— Прозерпиночка, дружочек, где ты? Ау!
Сципион (нерешительно).Кажется, он вспомнил?
Анк Марций (с презрением). Ах, это, это он все время помнит. (К своим.)Смир-рно! Сейчас мы потребуем наших жен — горе похитителям, если совесть их еще не проснулась: мы заставим их поступить по закону. Эй, гнусный похититель! Зови своих гнусных товарищей и готовься к страшному ответу.
Сципион. Сейчас я позову жену.
Идет в хижину, крича: «Клеопатрочка, выйди-ка, к тебе пришли за делом». Из-за угла выглядывает Павел-Эмилий и, узнав сабинян, воет от радости:
— Мужья пришли! Мужья пришли! Господа древние римляне, просыпайтесь: мужья пришли!
Бросается к Марцию и в слезах виснет у него на шее; Марций в недоумении. Павел мчится дальше с тем же радостным криком: «мужья пришли!» Выползают заспанные римляне и занимают правую сторону сцены. Марций, воинственно, подбоченившись, надменно ждет, пока соберутся.
Толстый римлянин. Клянусь Вакхом! — я так сладко спал, как в первый день основания Рима. Что это за чучело?
— Тише: это мужья.
— А! — пить хочется! Прозерпиночка, дай квасу, дружок!
Из рядов сабинян скромный призыв:
— Прозерпиночка, — ау!
Толстый римлянин. А этому что надо? Он тоже зовет мою жену.
— Тише, это ее муж.
— А! Я и забыл. О, небо! — как хочется пить: после этой похлебки и крепкого сна я готов выпить целое озеро! Но как готовит Прозерпина! Воистину, господа древние римляне, это дар Божий!
— Тише!
— А! Я и забыл. Но какой я нынче видел странный сон: будто сплю я и вдруг вижу. Рим начинает падать, падать, падать… Так и упал.
— Но что же наши жены? К ним пришли, а они и не показываются, это неловко.
— Верно, одеваются.
— О, это вечное женское кокетство! Казалось бы, что такое: бывший муж! — а и тут надо проявить свое вечно-женственное. Нет, никогда я не пойму психологии женщины!
— О, небо! — как хочется пить. Долго будут стоять эти истуканы? — хоть бы сыграли: у них трубы. Глядите, глядите — они шевелятся.
Анк Марций. Господа римляне, теперь, когда мы стоим лицом к лицу, вы, надеюсь, не станете долее скрываться и дадите нам прямой и честный ответ. Вспомните, римляне, что совершили вы в ночь с двадцатого на двадцать первое
Римляне растерянно переглядываются и молчат.
Да вспомните же! Неужели и вы ничего не помните? Да постарайтесь же припомнить, господа! Поймите, что я не могу тронуться, пока вы не припомните.
Толстый римлянин в испуге шепчет другому: «Может быть, ты помнишь, Агриппа? Что-то должно быть важное, а?» — «Нет, не помню». — «Это у меня, должно быть, от сна память отшибло». — «Я лучше уйду, ты мне после расскажешь». — «Да что ему нужно?»
(Громким голосом.)Так я вам напомню, римляне: в ночь с двадцатого на двадцать первое апреля свершилось величайшее злодеяние, какое только знает история — кем-то, о ком я скажу дальше, были злодейски похищены наши жены, прекрасные сабинянки!
Римляне, вспомнив, радостными кивками подтверждают: «Да, да; да, да. Так вот в чем дело! — совершенно верно: именно двадцатого апреля!»
Толстый римлянин (почтительно).Ну и голова у этих сабинян!
Анк Марций. И эти похитители — вы, римляне! О, язнаю, вы станете оправдываться, отвергать факты, гнусно искажать юридические нормы, прибегая к той отвратительной казуистике, которая неизбежно сопутствует всякому нарушению права. Но мы готовы. Господа профессора — начинайте!
Первый с края профессор начиняет ровным, вне времени и пространства; голосом:
— О преступлениях против собственности. Том первый, раздел первый, глава первая, страница первая. О краже вообще. В древнейшие времена, еще более древние, чем настоящее время, когда птицы, насекомые и жуки бестрепетно порхали в лучах солнца и никакие правонарушения не входили в сознание, так как и сознания не было, — в те далекие времена…