Шрифт:
И, как ни странно, гуманистом, видящим высший гуманизм в обеспечении силы земному Добру в его противостоянии земному Злу. Грозный писал:
«Свет же во тьму не превращаю и сладкое горьким не называю… Я… усердно стараюсь обратить людей к истине и свету, чтобы они познали единого истинного Бога в Троице славимого, и данного им Богом государя и отказались от междоусобных браней и преступной жизни, подрывающих государство. Это ли горечь — отойти от зла и творить добро? Это ведь и есть сладость и свет!.. Что может быть хуже урывать для самого себя? Сам не зная, где сладость и свет, где горечь и тьма, других поучаешь. Не это ли сладость и свет — отойти от добра и начать творить зло?.. Всякому ясно, что это не свет, а тьма, не сладость, а горечь…»
Грозный видел своё предназначение в служении государству, а не в потакании животным страстям и своекорыстию. И при этом он был убеждён, что миром правит Добро, а не Зло, потому что, как верил Грозный, не только на небе, но и на земле правит Христос.
Царь писал Курбскому:
«Как они (манихеи. — С. К.) суесловят, что небом обладает Христос, землёй — самовластный человек, а преисподней — дьявол, так же и ты проповедуешь будущее судилище (Страшный Суд. — С. К.), а Божьи кары за человеческие грехи на этом свете презираешь. Я же знаю и верю, что тем, кто живёт во зле, <…> не только там мучиться, но и здесь суждено испить чашу ярости господней за свои злодейства… Также и то знаю, что Христос владеет небом, и землёй, и преисподней, <…> и всё в небе, на земле и в преисподней существует по его воле…»
Вдумайся, уважаемый читатель! Слова Грозного — это ведь страстное утверждение всесилия Добра везде и во всём! Это — ощущение Добра как силы, пронизывающей всё Мироздание и правящей им, не разделяя со Злом прав и возможностей власти. В соответствии с уровнем эпохи Грозный осознаёт проблему на уровне религии, а не общественной философии. Но так ли это существенно? Важно то, что именно русский государь, русский верховный вождь исповедовал философию Добра и отвергал манихейский принцип равноправия Добра и Зла в те времена, когда Европа почти поголовно была уверена в том, что не в правде суть, а в силе.
Такие воззрения не возникают, не могут возникнуть в отрыве от той общей духовной общественной атмосферы, в которой возрастал сам носитель воззрений. А это означает, что и во времена Грозного духовная атмосфера русского общества была по-прежнему пронизана идеей вселенского Добра.
Русское Добро Иван IV Васильевич Грозный понимал как сильное Русское государство, способное это Добро защитить в борении со Злом. Грозный был ведь не просто мыслителем и философом. Он был также практическим политическим лидером, воителем и преобразователем. Его Добро было всегда деятельным, оно имело крепкие кулаки. Порой эти кулаки промахивались и били по невинному. Но Грозный отдавал себе в том отчёт и писал:
«Верю, что мне, как рабу, предстоит суд не только за свои грехи, вольные и невольные, но и за грехи моих подданных, совершённые по моей неосмотрительности…».
Вдумаемся и в эти слова… Ведь они представляют собой публичное признание! Но лишь выдающийся человек, глубоко верящий в Добро, мог в ту эпоху, находясь на высоте, которую тогда повсеместно считали богоравной, публично говорить о том, что он может быть неосмотрительным!
ПОСЛЕ смерти Грозного в 1584 году борьба России за возвращение её прибалтийских земель шла с переменным успехом, но всё более терпела крах — всё более сказывалась отсталость допетровской России.
В 1595 году Борис Годунов заключил с Швецией Тявзинский «вечный» мир. По нему Россия возвращала себе часть побережья Финского залива, Корелу, Орешек, Копорье, Иван-город, крепость Ниеншанц, Ям. Однако земли к западу от Нарвы (Ругодива) оставались за Швецией, шведы по-прежнему контролировали Балтийское море.
Вскоре на Руси начались Смута, правление Лжедмитриев, Семибоярщина… Затем последовало польско-шведское вторжение в Россию. Зло вновь правило бал на Русской земле, но вновь правило его временно. Осенью 1612 года народное ополчение во главе с Мининым и Пожарским освободило Москву, а 21 февраля 1613 года на царство был избран Михаил — первый Романов, дед Петра Великого.
По Столбовскому договору между Россией и Швецией, заключённому 27 февраля 1617 года, Швеция признавала династию Романовых, возвращала России временно захваченные Новгород, Старую Руссу, Порхов, Ладогу, Гдов, но оставляла за собой захваченные Иван-город, Ям, Копорье, Орешек, Кексгольм, Ижору, принадлежавшие России по Тявзинскому договору.
Шведский король Густав II Адольф на заседании риксдага заявил:
«Теперь без нашего позволения русские не смогут выслать ни даже одной лодки в Балтийское море; большие озёра Ладожское и Пейпус (то есть Псковское. — С. К.), Нарвская Поляна, болота в тридцать вёрст ширины и твёрдые крепости отделяют нас от них. Теперь у русских отнят доступ к Балтийскому морю, и, надеюсь, не так-то легко будет им перешагнуть через этот ручеёк…»
«Ручеёк» перешагнуть было действительно непросто, но во время очередной русско-шведской войны 1656–1661 годов, которую вёл отец Петра — Алексей Михайлович, главные силы русской армии двигались к Риге по Западной Двине (Даугаве) на 1400 стругах и барках. Тогда были взяты с боем Динабург (ныне Даугавпилс) и Кокенхаузен (ныне Кокнесе), расположенные в нижнем течении Западной Двины. Они были переименованы в Борисоглебов и Царевичев-Дмитриев.