Таким образом, особисты лишались права вести работу по линии шпионажа и вскрывать контрреволюционные проявления, что, по сути, всегда являлось основной чекистской деятельностью.

Вместе с тем, те, кто трезво оценивал обстановку, понимали, что основным объектом разведывательно-подрывных усилий иностранных спецслужб и закордонных эмигрантских центров оставались Красная армия и Флот. Поэтому дебаты на Всеукраинском съезде особых органов закончились все же принятием итоговой резолюции, за которую участники проголосовали единогласно. В пункте первом говорилось: «Всемерно усилить осведомление в частях и учреждениях Красной армии с целью выявления контрреволюционной и шпионской работы, осуществляя разработку подобных дел в тесном контакте и под руководством КРО соответствующего Губотдела ГПУ» [387] .

Почти аналогичную резолюцию приняли и на съезде органов ГПУ Западного края [388] .

Все это говорит о надуманности некоторых решений майской Коллегии ГПУ, имевших в своей основе субъективистское и предвзятое отношение Ф. Дзержинского и некоторых его сторонников к особым отделам [389] .

Подводя итог, можно сказать, что реализация данной инициативы председателя ГПУ предопределила деградацию некогда стройной и эффективной в организационном, кадровом и деятельностном отношениях системы на несколько лет вперед.

В целом правильное, вытекающее из оперативной обстановки решение о выделении Контрразведывательного отдела должно было привести лишь к двум последствиям для особых органов губернских чрезвычайных комиссий, которые, конечно же, являлись анахронизмом в общей организационной структуре и достались ВЧК от существовавшей в 1918 г. сети органов Военного контроля Полевого штаба РВСР. Во-первых, оперативное обслуживание всех воинских частей и учреждений могли обеспечить особые отделы округов, корпусов и дивизий. И, во-вторых, деятельность особых отделов могла и должна была сконцентрироваться именно на Вооруженных силах, будучи увязана с работой губернских ЧК с учетом особенностей обстановки в данном регионе. Не было необходимости превращать особые органы в нечто среднее между милицией, аппаратами рабоче-крестьянской инспекции и партийными комиссиями при политотделах.

Совершенно справедливо утверждал начальник Административно-организационного управления ГПУ Украины И. Блат, что трения между особыми отделами и ГубЧК во многом можно было устранить введением института старшего оперативного начальника и отрегулировав потоки взаимоинформирования [390] .

Решение майского заседания Коллегии ГПУ было оформлено соответствующим приказом и развито в целом ряде других директив. Уже через неделю после заседания Коллегии был подписан приказ ГПУ № 77, согласно которому самостоятельные особые отделы военных округов, которые так беспокоили Ф. Дзержинского, ликвидировались. Они сливались с аппаратами полномочных представительств [391] .

Теперь или полпред ГПУ, или начальник секретно-оперативного управления становился по совместительству начальником особого отдела округа, если штаб его дислоцировался в одном населенном пункте с ПП ГПУ. Но на практике в полном объеме приказ реализовать не удалось. 24 июля 1922 г. приказом ГПУ № 148 самостоятельность сохранялась за Особым отделом Туркестанского фронта [392] . А в октябре того же года, в соответствии с приказом № 271 и с учетом ликвидации ПП ГПУ по Поволжью, воссоздавался Особый отдел Приволжского округа с центром в Самаре [393] . Судя по некоторым сохранившимся документам, действие приказа № 77 не распространили и на Особый отдел Московского военного округа [394] . Независимым органом остался и Особый отдел Черноморского флота.

Сложнее было с особыми отделами корпусов и дивизий. Конфигурация их подчиненности зависела от ряда факторов, но прежде всего от места дислокации соответствующих органов военного управления. Особые отделы конных корпусов сохранили подчиненность ОО ГПУ.

Так же как и в полномочных представительствах, в центральном аппарате для более тесной увязки работы двух отделов организационно был применен кадровый прием, определяемый в документах тех лет как «личная уния». На практике это означало, что помощник начальника Особого отдела Р. Пиляр был назначен по совместительству заместителем начальника КРО ГПУ. С 1925 г. аналогично решался вопрос и с Я. Ольским: будучи заместителем начальника ОО ГПУ, он стал и помощником руководителя контрразведывательного отдела [395] .

Оставшаяся после реорганизации часть Особого отдела состояла всего лишь из секретариата и двух отделений — информационного и регистрационного. К октябрю 1922 г. в структуре ОО ГПУ создали еще экономическое отделение для обслуживания военной промышленности и бюро по фильтрации прибывающих из-за границы репатриантов [396] .

В плане произошедших изменений интересно посмотреть на штаты Особого отдела в сравнении с другими основными подразделениями ГПУ. На середину октября 1922 г. в Особом отделе имелось по штату 56 сотрудников, в КРО — 173, в Секретном — 167, в Транспортном — 108 и в Иностранном — 97 [397] .

Если в центральном аппарате скоординировать работу по военной линии удалось достаточно быстро, то иная обстановка сложилась на местах. Стройная система подчиненности была разрушена, и в связи с этим возникали многочисленные трения и серьезные конфликты. Все это самым непосредственным образом сказывалось на оперативном обеспечении воинских частей и учреждений.

Сложившаяся ситуация не раз обсуждалась на заседаниях Коллегии ГПУ во второй половине 1922 г. В итоге члены Коллегии приняли решение провести в конце года Первый съезд полномочных представителей ГПУ и начальников губернских отделов.