Мистер Лемуэл принял расслабленную позу и сложил руки на животе.

— Итак. Пожалуй, начнем с сестры графа — Элеоноры. Это, наверное, единственный человек в замке, кого тебе следует опасаться.

— Мне незачем ее опасаться! Я не собираюсь знакомиться с ней!

— Пути господни неисповедимы, — хмыкнул старик.

— Но эти пути проходят мимо меня! — упрямо отрезала я.

Он говорил так, будто бы знал обо мне все. Я встревожилась, ведь если это так, то он мог рассказать о моем интересе к Китчестерам графу. Но старичок больше ничего не сказал. Он достал из внутреннего кармашка сюртука кривую трубку и начал заботливо набивать ее табаком из кисета, висевшего на поясе. После чего долго раскуривал, пыхтя и жмурясь от удовольствия. От трубки поднялось плотное терпкое облачко, и старик задымил еще усерднее, выдыхая вверх тугие кольца дыма. У меня защипало в носу, и я приглушенно чихнула, зажав рот ладонью.

— Леди Элеонора Редлифф, в девичестве Сноу, значительная особа в замке, — тем временем продолжил старик. — Любительница закулисной игры, в которой сама предпочитает выступать режиссером. Ее основное занятие — плести интриги и дергать за ниточки своих марионеток.

— И кого же она дергает? Едва ли граф позволит управлять собой собственной сестре.

— Сейчас ему уже наплевать, что кто-то решает за него семейные дела, — после недолгого молчания ответил старик. — А сестра графа с большой охотой берет эти заботы на себя. Она верховодит и в собственной семье, состоявшей из ее тщедушного мужа, отставного полковника Ферджиса Редлиффа, дочери Эллен и зятя Мэтью Уолтера. Не скажу, что кто-то из них заслуживает хоть капельки уважения. Но леди Элеонора считает своим долгом каждый раз указывать им на этот недостаток. Ее любимый способ общения с ними — презрительные намеки и бесконечные упреки их убожеству.

— Они что инвалиды?

Старик кисло усмехнулся:

— Нет, они убоги в другом. Один — непросыхающий пьяница, чьи мозги, если таковые когда-то и имелись, давно проспиртовались и атрофировались. Полковник до сих пор уверен, что его «маленькая слабость» для других остается незаметной. Он ворует бутылки и набивает ими сюртук и даже засовывает в сапоги, становясь при этом похожим на вздутое огородное чучело. Крадясь по дому и думая, что никто не замечает торчавших из рукавов горлышек, отяжелевших карманов и звона стекла, он выискивает укромное местечко, где в строжайшей тайне предается возлиянию. Но быстро отключается и храпит до тех пор, пока не протрезвеет. А потому на его воняющее перегаром тело можно наткнуться в любом месте дома, даже самом неожиданном. Служанки иногда, услышав раскаты храпа под лестницей или в темном чулане между витками колбас, разбегаются в страхе, крича, что там привидение.

— Как же граф терпит такого чудика? — спросила я сквозь смех. — Почему не запретит пить? А леди Элеонора? Она обязана помочь ему избавиться от пьянства, а не упрекать.

— Я же тебе говорил, графу давно безразлично, что твориться вокруг него. А Элеонора никогда не допустит, чтобы ее муженек забыл о выпивке. Алкоголь дает ей власть! А своими упреками она еще больше разжигает в нем желание напиться.

— Бессердечная особа! Хотя ничего другого о Китчестерах и не скажешь.

— Надеюсь, ты когда-нибудь увидишь, что и им не чужды человеческие чувства.

— Сомневаюсь! А что другой? Зять леди Элеоноры. Почему он не достоин уважения?

— А, этот… Занудный тип. Ему нужна жалость, а не уважение. Неприметный, пустой…

— Я уже сочувствую ему!

— Вот-вот. Эллен тоже сочувствовала ему и двадцать лет назад вышла за него замуж. Хотя могла бы сделать солидную партию. Его никчемность и тоска во взгляде вызывают умиление в сердцах таких глупых куриц, как Эллен.

— Она любит его?

— Разве я говорил о любви? Была лишь жалость, ну и честолюбие. Она решила, что сможет изменить его, сделать из козявки настоящего мужчину…Все девицы полны стремлений перекроить под себя мужчину, даже если он и заслуживает такой участи…

— Вот уж нет, если я полюблю мужчину, то таким, каков он есть — со всеми достоинствами и недостатками!

— Все вы так говорите, по-первой! А потом даже достоинства, привлекшие вас, после замужества превращаете в недостатки.

— Мне не надо далеко ходить за примером, чтобы возразить вам. Моя мать восхищалась моим отцом и не видела в нем ни единого изъяна. Он с самого их знакомства был для нее кумиром, которому она покланялась и ради которого жила. Впрочем, как и она для него.

— Возможно, ты права! Многое в жизни не так, как представляется. Тяжело осознавать свою неправоту, когда стоишь уже на пороге смерти. И ничего нельзя изменить. Я лишь относительно недавно осознал, что был слеп и не видел в людях настоящих чувств.

— Тогда вы многое потеряли. И, наверняка, причинили кому-то боль своим непониманием.

— Ты даже представить не можешь, сколь много я потерял и скольким причинил боль! — старичок ссутулился, низко опустив голову. Рука с трубкой застыла в воздухе.

— Может быть, еще можно что-то исправить?

— Нет! Мы всегда вспоминаем о спасительной воде, когда пожар уже спалил весь дом… Но мы опять отвлеклись от «баранов»… — он надолго замолчал, попыхивая и смакуя вкус табака.