Майкл чувствовал, как его собственная рука хватается за эти перила, за их узкий закругленный верх, он вспомнил крошечную шершавую зарубку, которая вечно царапала большой палец и обозначала поворот на последнюю площадку.

— И ты ступай домой… — Маргарет вздохнула. — Утром тебе на работу. — Не дожидаясь ответа, она повернулась и пошла наверх.

Стройка в Уэст-Энде была окружена восьмифутовой фанерной стеной. Там и сям ее расписали слоганами: «Новый Бостон грядет!», «Будущее здесь и сейчас». Бостонцы воспринимали эти обещания с долей скепсиса. Политики и прочие болтуны говорили о Новом Бостоне достаточно долго, чтобы все задумались, а что это такое, точно так же, как обитатели Старого Света, наверное, однажды задались вопросом, где находится Новый. Поэтому кое-где забор, что вполне предсказуемо, был изукрашен самым непристойным и антиправительственным образом. Один из провозвестников Нового Бостона, впрочем, почему-то остался нетронутым — это был лист эмалированной стали, очень большой, который висел на углу Кембридж-стрит и Чарльз-стрит, неподалеку от тюрьмы. На нем был пастельный набросок — четыре белые башни посреди зеленого парка, невероятно современные, похожие на сон. Никаких машин — видимо, обитатели этих зданий добирались домой на космических кораблях. Пешеходы обычно замедляли шаг перед рисунком и благоговейно глазели. Такие дома просто не существовали в Бостоне, они были слишком хороши для него, слишком хороши для бостонцев. Картинка привлекала всех, кто проходил мимо, — тонкогубых женщин с покупками и серолицых мужчин в синих костюмах. Они останавливались и неодобрительно качали головами — их раздражала хвастливость, неприкрытая, безвкусная амбициозность. Под рисунком значилось предварительное название проекта: «Парк Кеннеди» — и длинный список благодарностей, похожий на титры в конце фильма: Зонненшайн… Бостон… мэр Джон Коллинз… отдел перепланировки… реставрационный департамент… «Зонненшайн констракшн»… Первый национальный банк… трест «Новый Бостон»…

Мо Вассерман договорился встретиться с Джо под этим щитом. Стоял необычайно теплый для начала апреля день — предвестник весны. Вассерман был возбужден. Когда Джо появился, старик выкрикнул:

— Вот и вы! Идемте!

Он повлек Джо по Чарльз-стрит, вдоль стройки, к воротам, где десяток мужчин суетились вокруг грузовика. На стройке кишела целая армия рабочих, площадка занимала около четверти прежнего Уэст-Энда, но Вассерман каким-то образом нашел нужного человека.

— Вон!

— Который?

— В красной куртке. Пьет кофе и делает вид, что не видит меня. Он там был. Это не тот, который командовал, но он был там.

— Уверены?

— Конечно, уверен.

— До какой степени уверены?

— Послушайте-ка этого человека! «До какой степени». Не будь я уверен, то не привел бы вас сюда.

— Ладно, мне ведь нужно удостовериться.

— Детектив, я ведь не прошу его пристрелить, просто поговорите с ним. Какая степень уверенности вам нужна?

Джо зашел на стройку с видом человека, которому открыты все пути.

Мужчина поднял взгляд. Чуть за двадцать. Густые волосы, блестящие от геля, глаза-щелки. Приземистый, коренастый. Белая майка обнажает мускулистые плечи и руки, на правом бицепсе — татуировка с изображением дьявола в боксерских перчатках и букв КМП. [8] Увидев Джо, парень поставил стаканчик с кофе на землю, чтобы руки были свободны.

— Надо поговорить, — сказал Джо.

— Да? А ты кто такой?

Джо заколебался, как будто эти слова каким-то образом его смутили, потом попытался собраться с силами. Он твердо верил в одно: в бою наилучшая стратегия — это нападение и еще раз нападение, выпяти грудь и пошли противника на хрен, будь готов ударить первым и любой ценой удержаться на ногах. Он знал правила игры. Парень рассматривал Джо и оценивал его реакцию, упрямо и презрительно выпятив губы. Единственным адекватным ответом могло стать лишь применение силы… Джо подумал, что сейчас удавит этого чертова итальяшку пожарным гидрантом, этого долбаного маленького… Нет, в этом никакого смысла. Он не готов, ему не хватит энергии. Джо вытащил значок и показал парню.

— Следи за языком, — сурово предупредил он.

Парень ощутил свою победу.

— Простите, офицер, — сказал он, не меняя выражения лица. — Я и не знал. Вас за кого угодно можно было принять.

Они отошли в дальний конец площадки, и парень всячески постарался продемонстрировать неуважение. Не выпуская стаканчика с кофе, он согнул правую руку, так что дьявол в перчатках весь затрепетал. У Джо была похожая татуировка — боксирующий лепрекон — на том же месте. Это только усугубило ощущение провала.

— Ты где был вечером десятого января, часов в одиннадцать?

— Понятия не имею. А вы где были?

— Следи за языком, тебе говорят.

— Простите. Не помню, где я был. А что? Что-то случилось?

— Возле Гэдена был магазинчик, сейчас его снесли…

— Вы что, хотите повесить на меня какой-нибудь долбаный взлом?..

— Язык!..

— Прошу прощения. Вам что, заняться нечем?

— Сегодня — нет. У тебя есть машина?

— А что?

— У кого из местных есть черный седан?

— При чем тут черный седан?

— Четверо парней с бейсбольными битами прикатили на черном седане и разнесли магазинчик.

— Какие парни? Да о чем речь-то? Вы сами не знаете…

— Я знаю. Я все прекрасно знаю. У меня есть свидетель, который сказал, что среди этих четырех придурков был и ты.

Парень напрягся.

— Кто? Этот старый хрен, с которым ты сюда пришел? Да он же слепой…

— Этот слепой старый хрен высмотрел тебя среди всех, кто здесь работает. Более того, поручусь, что он и в участке тебя опознает десять раз из десяти. Если дойдет до суда, ты отправишься за решетку.