Шрифт:
— Вы — урод, Крашке. Ни одна девушка не выйдет за вас замуж! Ваша невеста повесится прежде, чем пойти с вами к венцу. Вы это понимаете?
Крашке съежился, будто от удара. Безобразное лицо его покраснело, на нем еще отчетливее проступили белые полосы шрамов. Он заплакал.
— Я рад, что вы это поняли, Крашке, — радуясь произведенному впечатлению, сказал Вайнер. — Но не надо отчаиваться. Если ваше лицо прикрыть несколькими тысячами марок, оно не будет таким безобразным. — Вайнер снова захохотал, довольный своей остротой. — Вы говорили, что узнаете того негодяя, который стрелял в вас?
Крашке кивнул.
— Так вот, я дам вам деньги и сигареты. Будете торговать на базаре. В госпиталь можете приходить только ночевать. Если появится тот парень — дайте мне знать и не упускайте его из виду. За это вы получите двадцать тысяч марок, и ваша невеста непременно выйдет за вас замуж.
Вайнер с удовольствием заметил, как высохли слезы Крашке и в единственном глазу вспыхнул алчный огонек.
На следующий день на базаре появился одноглазый немецкий солдат-инвалид с безобразным, покрытым синими пороховыми пятнами лицом. Он торговал сигаретами разных сортов. Первое время люди поглядывали на него с любопытством, но потом привыкли и перестали замечать.
ЯБЛОКИ
Однажды ночью к Гайшикам пришел товарищ Мартын. Он сидел за столом, пил кипяток с кислыми антоновскими яблоками и то и дело поглаживал седые усы, — видно, о чем-то сосредоточенно думал.
Коля сидел напротив и тоже прихлебывал из белой кружки с отбитой ручкой. В комнате пахло яблоками, как в саду осенью. Когда напились чаю, товарищ Мартын поднялся из-за стола, прошелся из угла в угол, разминая ноги, потом остановился возле Василия Демьяновича.
— Хочу твоего паренька в Ивацевичи послать. Не возражаешь?
— Мал он еще, — сказала Ольга Андреевна, будто Коле впервые ходить в Ивацевичи.
— Вот и хорошо, что мал. Да и дело пустяковое: человеку пару слов сказать. Я бы девчушку эту послал, Еленку из Яблонок, да ей лучше там не появляться.
— Пусть идет, — коротко сказал Василий Демьянович.
У Коли екнуло сердце: наконец-то и ему нашлось дело!
Мартын взял Колю за руку, привлек к лавке и уселся с ним рядом.
— Где Петрусь Борисевич живет, знаешь?
— Знаю. У тетки Варвары, с Козичем.
— Верно… Скажешь ему: «Дороги открыты». И все. Запомнишь?
Коля улыбнулся. Что ж тут запоминать!
— А зачем пойдешь?
— Молоко понесу на продажу.
— Молока нет, — возразил Василий Демьянович.
— А может, Козичу какую посылку от Тарасихи?
— Козичу?
— Скажу ей, что за солью на рынок иду, и прихвачу что.
— Ну что ж, попробуй, — кивнул Мартын. — Только не навязывайся очень. Кто ее знает, Тарасиху эту. Может, и к ней по ночам ходят из Ивацевичей, вот как я к вам. — Он снова прошелся из угла в угол, вздохнул и добавил полувопросительно: — Я сосну часок-другой? До света далеко.
— Ложитесь, ложитесь, — сказала Ольга Андреевна, взбивая подушку на кровати.
Товарищ Мартын снял сапоги и прилег на кровать поверх пестрого одеяла.
— Вы бы разделись…
— Я — по-солдатски…
Спустя минуту товарищ Мартын уже спал. Но Коля уснул не сразу. Все думал о боевом задании…
А утром, только взошло солнце, Коля уже был возле дома Козича. Колючая проволока на заборе, окружавшем сад Козича, заржавела, а забор возле ворот покосился. Коля постучал в калитку. По ту сторону лениво забрехала собака. Он постучал снова. Женский голос испуганно спросил:
— Кто там?
— Я, тетя Елена.
— Кто?..
— Да я ж, Коля Гайшик.
Заскрипела ржавая задвижка, калитка открылась.
— Заходи.
Тарасиха, кутаясь в накинутый на плечи платок, опять плотно заперла калитку.
Хата Козича показалась Коле нежилой, душной, как чердак под железной крышей в жаркий полдень.
— Чего в такую рань принесло?
— В Ивацевичи иду, за солью. А к вам зашел, может, что надо. А то Тарас Иванович обидится…
Тарасиха пододвинула Коле тарелку с яблоками.
— Угощайся, касатик.
«Паданцы. На тебе, небоже, что нам негоже», — подумал Коля, но отказываться от угощения не стал, чтобы не обидеть хозяйку. Выбрал яблоко с пятном поменьше, обтер его о пиджак и надкусил. Оно оказалось кислым и терпким.
— Нонче яблок не тот на вкус, что в прошлые года, — сказала Тарасиха, увидев, как скривился Коля. — Может, ты мешочек моему мужику снесешь? Аль не под силу? С пудик, не боле.