Шрифт:
А Громов заразительно хохотал. И академик Немнонов, явившийся на шум, смеялся. И Таратар забавно шевелил усами. И все остальные, кто видел эту кутерьму, не могли сдержать улыбок и смеха.
Смех струился вокруг безмолвного, неподвижного Электроника. Он пронизывал всех и каждого, заражал азартом, радостью, силой. Вот он! Ха-ха! Он существует! Его почти можно пощупать. Протяни только руку, и сразу поймаешь это «ха-ха»!
Вырвался из клубка тел взъерошенный Макар Гусев и заревел басом, указывая на Электроника:
— Смотрите! Он смеется!
Электроник улыбался…
— Ура! — крикнули ребята. — Он смеется! Ура, ура, Ура!..
И разом смолкли. Потому что Электроник вдруг подпрыгнул и сказал четко и раздельно:
— Ха. Ха. Ха.
Он заскакал на одной ножке и в такт подскокам стал распевать песню, которую, наверно, только что придумал или же сочинил на ходу:
Есть город Смеха-Веселья, да, да, Там очень чудные дворы и дома — С цветами на крышах, С шарами на клумбах, С музыкой из фонтанов, Скрипками на деревьях И с чудаками на улицах. Там бабушки скачут через скакалку, А дедушки бегают, словно мальчишки. А самые старые, с ревматизмом, — Те палками крутят, как дирижеры, И выбивают музыку из всех садовых скамеек. Там Солнце с Луной никогда не расстанутся, Там звезды сияют и ночью и днем, Сверкают улыбки, Смеются девчонки, Хохочут мальчишки, И смех — будто гром. Веселья и радости хватит на всех. Да здравствует смех! Долой антисмех!И все вокруг Электроника подхватили:
— Да здравствует смех!
А потом долго хлопали сочинителю.
Электроник поклонился, подошел к другу, прошептал ему на ухо:
— Стихи — наиболее сжатая форма подачи информации. Никогда раньше не сочинял. Не знаю, как получилось.
— Ты лучший в мире поэт, Электроша! — убежденно ответил Сыроежкин.
Академик Немнонов отвел в сторону Громова.
— Откровенно говоря, Гель Иванович, — сказал он, — я только сейчас понял, какое любопытное существо ваш Электроник.
— Представьте, и я об этом раньше не догадывался, — шутливо отозвался Громов и приложил палец к губам: — Тс-с… Держите это в секрете.
И в тот же момент их окружили ребята. Они хитро посматривали на ученых и молчали.
— Что? — спросили хором профессор и академик.
— Видите ли, Гель Иванович и Семен Семенович, — сказал Таратар, — у ребят есть к вам большая просьба. Раз все так случилось, оставьте Электроника нам… Не обязательно ему возвращаться в чемодан…
Десятки просящих, умоляющих, ждущих глаз были обращены к Громову.
— А что он будет у вас делать? — прищурился профессор.
Сыроежкин почувствовал, что пришло время ему сказать слово. Очень важное слово, от которого зависит судьба друга. Он выступил вперед:
— Электроник будет помогать учителям! Заниматься с нами. Принимать экзамены. Гель Иванович, вы же знаете, какой он замечательный математик.
— Я согласен! — просто сказал Громов.
Сережка просиял.
А кибернетики возликовали:
— Ура! Электроник наш!..
— Одну минуточку… — Академик поднял руку. — Иногда мы будем приглашать Электроника в Институт кибернетики. Нам надо советоваться с ним по некоторым важным вопросам. Вы не возражаете?
— Нет-нет! Не возражаем!
— Теперь осталось только поймать красного лиса, — сказал профессор, наклонившись к своему коллеге. — Не могу же я ждать, когда он сам сломается! Надо его перехитрить…
Девочка в голубом платье встала перед Громовым, посмотрела ему в глаза, сказала:
— Гель Иванович! Вы подарили Электроника кибернетикам. А как же мы, химики? Вы не могли бы сделать нам Электроничку?
Ученые переглянулись, засмеялись.
— Послушай, Майка! — бесцеремонно обратился Макар Гусев к голубой девочке, словно знал ее сто лет. — Приходи к нам. Мы все будем дружить с Электроником.
— Можно? — спросила Майя почему-то у Сережки, который что-то шептал Электронику.
Сыроежкин даже задохнулся от такого простого вопроса. И он только хотел подтвердить то, что уже сказали его радостно вспыхнувшие глаза, как опять вмешался Гусев:
— Приходи! Мы девчонок не обижаем. Наоборот, мы будем очень рады.
— И я тоже, — сказал Сережка и покраснел. — Ты знаешь, Майя, я ведь никуда не уезжаю…
Рэсси — неуловимый друг
Маленький европейский аэропорт Теймер славился своей аккуратностью.
Через несколько минут после посадки пассажиры вошли в здание вокзала. На длинной стойке были расставлены чемоданы: овальные и квадратные, расписанные орнаментом и облепленные ярлыками, плетеные и непроницаемые. Носильщики доставляли их к машинам. Чемодан, похожий на футляр контрабаса, бережно погрузили в новейший «шел». Хозяин расплатился с носильщиками и, сдвинув на макушку шляпу, укатил на большой скорости.