«Может, она не хочет, чтобы ей было удобно», — подумала Лейк. Сама она выбрала обитый синим диванчик и примостилась на самом его краешке.

— Я занималась клиниками по лечению бесплодия, — сказала Лейк. — Наткнулась на статью Кита Арчера и пообщалась с ним. Он рассказал мне о ваших переговорах с продюсером.

— Так вы своего рода следователь?

— Нет. Это не так. Я…

— Вы пишете книгу или что-то еще?

— Нет, не книгу. Я занимаюсь исследованиями для клиники на Пятой авеню. Мистер Арчер сказал, будто у вас там возникли проблемы.

На лице Алексис неожиданно появилась улыбка, и ее холодность исчезла. Это была злая улыбка — такие появляются на лицах девочек, когда они собираются перехитрить плохого мальчика, знакомого по колледжу. «Ее спокойствие было наигранным, — поняла Лейк, — тонкой, хрупкой оболочкой женской ярости».

— Не проблемы — во множественном числе, а всего одна проблема. Эти люди совершенно испортили мне жизнь.

— Как?

— Простите, что говорю загадками, но я все еще немного смущена. — Теперь голос Алексис звучал резко, словно она была напряжена. — А вы почему всем этим занимаетесь и почему ждете от меня помощи?

— У еще одного человека, имевшего отношение к этой клинике, появились подозрения. Если там что-то нарушают, это нужно предать огласке.

— Ах какие мы сознательные граждане! — поддразнила ее Алексис.

«Я теряю очки, — забеспокоилась Лейк. — Надо подойти к делу по-другому».

— Вы не можете сказать, какую процедуру назначил вам доктор Шерман? Экстракорпоральное оплодотворение?

— О, мы просидим здесь всю ночь, если я стану вдаваться в такие подробности, — ответила Алексис. Она выдавила такую напряженную фальшивую улыбку, что казалось — ее щеки вот-вот лопнут. — Сначала я прошла через внутриматочное осеменение, иногда с любовью называемое осеменением по методу спринцовки. Это когда в вас впрыскивают сперму с помощью пластикового катетера. Затем был гормональный коктейль, который кололи мне в живот. И не надо забывать про прогестероновые суппозитории. Это было очаровательно. И наконец, мы добрались до экстракорпорального оплодотворения.

— Вы так молоды. В чем состояла проблема?

— У меня были кисты на яичниках — это оказалось для меня полным и окончательным шоком. У меня не только никогда не было никаких симптомов, а даже более того: я успешно забеременела несколько лет назад. Как выяснилось, моя первая беременность стала отрицанием закона вероятности, и шансы на то, что я забеременею естественным путем вторично, оказались почти нулевыми.

Лейк непроизвольно обежала глазами комнату в поисках следов присутствия ребенка. На столике красного дерева у противоположного конца дивана в серебряной рамочке стояла фотография недавно научившегося ходить ребенка. Девочке было года полтора. Со своего места Лейк не могла разобрать черт ее лица, но обратила внимание на облако волос, таких светлых, что они казались почти белыми.

— Да, — кивнула Алексис, уловив ее движение. — Это моя дочь Шарлотта.

— Ей сейчас около трех? — спросила Лейк. Но когда она произнесла эти слова, ее охватило мрачное чувство. Ничто больше не свидетельствовало о том, что в доме есть ребенок.

— Нет, — ответила Алексис. — Она умерла от менингита, когда ей было полтора года.

Ее слова отозвались у Лейк болью в груди.

— Ужасная история, — сказала она.

— У вас есть дети?

— Двое.

Алексис посмотрела на Лейк, и ее глаза неожиданно расширились и стали пустыми. Какое-то время она выглядела как персонаж фильма ужасов, как мать, чьих детей похитили инопланетяне или навсегда унесли гремлины, прячущиеся в щелях деревянных полов.

— Тогда вы по крайней мере сможете понять, что я испытала, — сказала Алексис. — Честно говоря, некоторые считают, будто мое горе не так уж и велико, поскольку Шарлотта не успела стать личностью.

— Как это ужасно… — вздохнула Лейк. — И… и я полагаю, больше вы так и не смогли родить ребенка?

— Очень правильное предположение. — На лице Алексис опять появилась злобная улыбка. — О, доктор Шерман заверял меня, что я рожу. У меня было полно яйцеклеток — по его словам, «изобилие здоровых яйцеклеток», — и получить зародыш в пробирке для его пересадки в мою матку было просто вопросом времени. После четвертой попытки я готова была обратиться в другую клинику, но Шерман буквально настоял на том, чтобы я осталась. Он просто знал: все получится. И потому я по глупости дала ему еще один шанс, затем еще один. Но все закончилось полным провалом.

— Но почему не обратиться в другую клинику теперь? У них у всех разная специализация. Может, вам повезет в одной из более крупных клиник.

— Я собиралась обратиться куда-то еще — в Корнелл, кстати говоря, — но мой муж ударился в бега. Он вовсе не считал лечение бесплодия забавой, хотя трудно понять почему. Он колол меня каждую ночь в задницу, наблюдал, как я толстею от препаратов, словно Джабба Хат, [4] а затем превращаюсь в истеричную маньячку. Что здесь плохого?