Иошуа знал, что этот лакомый кусок земли значится самым лучшим на карте, которую он держал в голове. Моисей тоже знал об этом, но двинуться туда, избрать своей целью Кадеш надумал Иошуа. Случай, которого он давно ждал, должен был представиться ему там. Такая жемчужина, как Кадеш, не была, разумеется, без хозяина. Она была в крепких руках, но все же — не слишком крепких, надеялся Иошуа. Желавший взять ее должен был сразиться с тем, кто взял ее раньше; и это был Амалик. [16]

Часть племени амаликитян владела Кадешом и не собиралась уступать его без боя. Иошуа объяснил Моисею, что должна быть война, должна быть битва между Иеговой и Амаликом, и вечная вражда возникнет между ними и пойдет из рода в род. Оазис нужно взять, и да станет он местом приумножения племени, а равно и освящения.

Моисей был не на шутку озадачен. Нельзя желать дома ближнего своего — таково было одно из тайно-сплетений незримости Бога, и он известил об этом юношу. Но тот ответил: Кадеш — не дом Амалика. Он, Иошуа, сведущ не только в местностях, но и в событиях прошлого, и он знает, что раньше, — правда, когда точно, он сказать не может, — в Кадеше жили евреи, близкие родичи, потомки их отцов, но амаликитяне изгнали их и рассеяли. Кадеш — это добыча, а добычу не возбраняется добывать силою.

Моисей не был в этом уверен, но у него были свои основания полагать, что Кадеш — в самом деле земля Иеговы и принадлежит тем, кто заключил с Иеговою завет. Не за одну лишь свою прелесть, не по причине изобилия природы звался он «Кадеш», что означает «Святилище», — он был святилищем мидеанитского Иеговы, в котором Моисей узнал Бога отцов своих. Неподалеку оттуда, к востоку, ближе к Эдому, лежала в цепи других гор гора Хорив, к которой Моисей приходил из Мидеана и где открылся ему Бог в пылающем кусте. Гора Хорив была престолом Иеговы, по крайней мере — одним из престолов. Моисей знал: его исконным престолом была гора Синай в глубине горных хребтов юга. Но между Синаем и Хоривом — местом, где Моисей получил свой наказ, — существовала тесная связь хотя бы в том, что Иегова восседал на обеих вершинах; их можно было приравнять одну к другой, с известной натяжкой можно было и Хорив называть Синаем, а стало быть, Кадеш был наречен так, как его нарекли, потому, что лежал у подножья Святой горы.

И Моисей согласился с планом Иошуа и разрешил ему готовить поход Иеговы на Амалика.

Битва состоялась, это исторический факт. Очень тяжелая битва, она шла с переменным успехом, но в конце концов победителем остался Израиль. Имя «Израиль», которое означает «Бог воительствует», Моисей дал своему народу перед битвой, дабы укрепить его мужество, объяснив, что это старинное, но забытое имя: его заслужил еще Иаков, их праотец, и нарек им весь свой род. Для выходцев из Египта оно оказалось настоящим благословением: разрозненные колена объединились, все они звались теперь Израиль и сражались под этим грозным именем в одних рядах, а в битву их вел юный полководец Иошуа со своим поручиком Халевом.

Амаликитяне не сомневались в том, что означает нашествие кочевников: такие нашествия всегда означают только одно. Не ожидая нападения па оазис, они густыми толпами повалили в пустыню, более многочисленные, чем Израиль, и лучше вооруженные, и, высоко вздымая облако пыли, с воодушевлением и воинственными кликами ринулись в бой; силы были неравны еще и потому, что люди Иошуа страдали от жажды и уже много дней не ели ничего, кроме манны. Но зато у них был Иошуа — юноша, который зорко смотрел вперед и направлял каждое их движение, и у них был Моисей — муж божий.

В самом начале свалки Моисей со своим названым братом Аароном и Мариам, пророчицей, взошел на холм, с которого видно было поле сражения. Его мужественность не годилась для войны, и все без колебания согласились с ним, что его дело — дело священника, и никаких иных обязанностей он не может и не должен нести; и вот, воздевши руки, он взывал к Богу в пламенных речах: «Восстань, Иегова, бог мириад и тысяч израилевых, — и рассеются враги твои, и побегут ненавидящие тебя пред лицом твоим!»

Они не побежали, и они не рассеялись, вернее — и рассеивались и бежали, но лишь на отдельных участках и на самое короткое время; ибо, хотя жажда и отвращение к манне довели Израиль до неистовства, мириад Амалика было больше, и после короткого замешательства они снова оттесняли противника назад, оказываясь иной раз в угрожающей близости к наблюдательному холму. И тут обнаружился один неоспоримый факт: пока Моисей, в молитве, воздевал к небу руки, одолевал Израиль, когда же он опускал руки, одолевал Амалик. Но так как руки его отяжелели и он не мог сам все время держать их подъятыми, Аарон и Мариам встали один справа, а другая слева и поддерживали его руки. А чего это стоило Моисею, следует судить по тому, что битва длилась с утра до вечера, и все это время ему нельзя было опускать рук. Легко себе представить, как трудно приходилось этой духовной мужественности на вершине холма, — вероятно, еще труднее, нежели тем, кто рубился у подножья.

Но обойтись вовсе без перерывов в течение целого дня не удалось: помощники изредка на какое-то мгновение отпускали руки учителя, и всякий раз это стоило бойцам Иеговы немалой крови и немалых стеснений. Тут Аарон и Мариам снова подхватывали его руки, и, видя это, новое мужество обретал Израиль. С другой стороны, и полководческое дарование Иошуа привело битву к счастливому исходу. Юный воитель был прозорлив и хитроумен, он придумал совершенно необычайный маневр, о котором до тех пор никто не слышал, по крайней мере в пустыне; к тому же это был полководец с крепкими нервами, умевший смотреть спокойно на временную потерю позиций. Сосредоточив своих лучших, отборных бойцов, ангелов-губителей, на левом фланге, он нанес сокрушительный удар и погнал врага, одержав победу на этом участке, меж тем как главные силы Амалика, имея значительное преимущество над рядами Израиля, в стремительной атаке отбросили их далеко назад. Однако благодаря фланговому прорыву Иошуа зашел Амалику в тыл, и тот принужден был обратиться против него, не прекращая борьбы с главными силами Израиля, уже почти разбитыми, но теперь приободрившимися и вновь перешедшими в наступление. Верх взяло безрассудство; потеряв всякую надежду, амаликитяне кричали:

— Измена! Все пропало! Какая тут может быть победа! Ведь на нас пошел Иегова, бог величайшего коварства!

И с этим возгласом отчаяния Амалик выпустил из руки меч и был низложен.

Лишь немногим удалось бежать на север и соединиться с главною ветвью своего племени. А Израиль занял оазис Кадеш, и оказалось, что его пересекает широкий, говорливый ручей, что весь он зарос плодовыми деревьями и ягодными кустами, изобилует пчелами, певчими птицами, перепелами и зайцами. Дети Амалика, оставшиеся в шатрах, умножили молодое поколение Израиля. Жены Амалика стали женами и девами Израиля.