Крыли матом свое начальство, оставленные на сверхурочную работу служащие в отделах паспортного контроля, перебирая учетные карточки. Приспичило им видишь ли внеочередную проверку паспортного режима, осуществлять. И главное кого? И смех, и грех стариков проверяют. Осуществляя проверку достоверности, учетных данных по улицам и домам ходят и без того замотанные милицейской рутиной участковые, эти уже привыкли к начальственной дури, и ничему не удивлялись.

Список подготовили через двое суток. Еще сутки его сортировали, местные чекисты, выбрали более ста фамилий.

Начальник местного управления КГБ, со скрытым злорадством, протянул листы бумаги, Торшину. На тебе «хрен» столичный, что просил, то и получай. Дальше сам собранные данные реализуй, да по жаре прогуляйся, да со стариками и старухами, поболтай, жалобы их послушай.

— Осип Макарович, я из республиканского музея, — Торшин, уже который, раз встречаясь с людьми из списка, рассказывал им свою легенду, — у нас готовится выставка посвященная народному образованию, за период 1900–1941 гг., для экспозиции мы собираем документы, письма фотографии.

— Так, так, — старичок посторонился, — проходите, молодой человек, в дом, только не обессудьте беспорядок у нас.

«Беспорядок, если это беспорядок, то, что — же порядок» — подумал Торшин, оглядывая квартиру. Небольшая комната, новые обои, недавно выбеленный потолок, старинная, но отлично отреставрированная мебель, вот только на кровати грудой лежит не глаженое белье.

— Хозяйка в больнице, давление у нее, — оправдывался старичок, — а я один не успеваю, порядок навести. Дети отдельно живут им к старикам заглядывать недосуг. Не желаете ли чаю?

— Нет, спасибо.

— Была бы честь предложена, — процедил старичок, — Так что вас интересует?

— Документы, письма, фотографии, свидетельства, похвальные листы, все, что связано с образованием, — Торшин присел, стул заскрипел, старичок оживился.

— Вы из ЧК? Говорите, прямо, что вам надо, — старичок, прищурился, — плохо работаете молодой человек!

— С чего вы взяли, — непритворно удивился Торшин, — я старший научный сотрудник республиканского музея, вот мои документы.

— Документы?! — с легким презрением сказал старичок, и даже не посмотрел на протянутое удостоверение, — Документы! — насмешливо повторил он, — такою липу сделать, плевое дело, у них же специальной защиты никакой. Вы вчера к Криушину заходили? Про музей рассказывали? Документики смотрели. Так?

— Да.

— Он вечером ко мне заходит и, рассказывает об интересе очень любезного молодого человека, работника республиканского музея, к мужской гимназии. Я сегодня с утра, в музей и позвонил, мне отвечают, нет такого, работника, и выставка такая не планируется. Я решил, может уголовник квартирки присматривает, со стариками беспомощными, ан нет, Федька Криушин говорит, что молодой человек с товарищем в гостинице проживает. Я в гостиницу, а мне администратор, дочка, дружка моего, сообщает, что номер заранее забронирован, по линии комитета. Вот так на мелочах, часто и прокалываются. — Старичок довольно рассмеялся, — нет в вас основательности, молодой человек, и легенда ерундовая, ее любой в два счета расколоть может. Сразу видно из столицы вы, в маленьких городках, где все друг друга знают, надо к деталям более внимательно относится. По оперативной маскировке ставлю вам два с минусом.

Торшин покраснел, и с вопросом уставился на дедулю. Какой въедливый старичок. Больше всех ему надо. Признаться или промолчать. Вот влип. Кто бы мог подумать, что на такого нарвешься.

— А надо было думать, — веско, как начальник подчиненному сказал старичок и снова мелко засмеялся, — раз раскрыли тебя юноша, колись. Да ты не бойся, я мысли читать не умею, но моделировать образ мышления собеседника, меня сам Григошин учил, впрочем, вы такого и не знаете, слишком молоды. Вот я иной раз от скуки, дедукцией, и забавляюсь.

— Как? Вы и Григошина, знаете?

— Как же, как же, — покивал головой старичок, — не только, знаю, но и в войну под его началом работал, военная контрразведка «СМЕРШ», слышали, небось. Да и сам я полковник, только давно в отставке, после службы вернулся в родные места, кости старые на солнышке греть. А вы юноша разве про Григошина слышали?

— Учился у него, — признался Торшин.

— Да, — сказал старичок с иронией, — и у хороших учителей бывают плохие ученики. Вы из второго управления — контрразведка, в наше время за такую работу, вас бы в питомник отправили, службу продолжать.

— Был там уже, — хмуро сообщил Торшин, — а в ваше время тоже проколов хватало. Достаточно тридцать седьмой год вспомнить.

— Это юноша, был не прокол, а целенаправленная превентивная акция, по уничтожению всех, кто представлял или мог представлять, опасность, для Сталина. Правда, многие в исполнительный аффект впадали, надо, не надо, всех стреляли, паранойей на почве борьбы с «врагами народа» заболели, но их потом в тридцать девятом, тоже убрали, — старичок ухмыльнулся, — опасное это дело исполнительный аффект. Однако я заболтался, вы заскучали молодой человек, а дело стоит. Так что вам конкретно надо.