Шрифт:
— А он? — Всеволодов заглушил мотор автомобиля, повернулся к Торшину и старичку, сидевшим на заднем сиденье.
— Понял он, что флажками его со всех сторон обложили, вот только пойдет ли на выстрел? — сомневался старичок.
— Поживем, увидим, будем ждать результатов экспертиз, ответов из Лондона и Дели, и проверим у кого нервы крепче, теперь будем вести его в наглую, я наружному наблюдению команду дам. Должен он сорваться должен.
— А если нет? — спросил Торшин.
— Реально предъявить ему, нам по прежнему нечего, — Всеволодов, отвернулся, от собеседников, посмотрел сквозь лобовое стекло на ночную улицу, угрюмо повторил, — абсолютно нечего, — после паузы с восхищением добавил, — вот это волчара, матерый волчара, о такого любой волкодав может зубы обломать.
— А что с академиком делать? — задал Торшин Всеволодову, мучавший его вопрос, — продолжать разработку или как?
— А он объектом разработки и не являлся, нам надо было, предъявит Ефимову, одноклассника в неожиданном для него месте, мы это сделали, а академик нас больше не интересует. Кстати, — что было совсем не, кстати, и к работе прямого отношения не имело, но Всеволодов, решил предупредить Торшина, — из командировки приехала твоя жена, вернулась к вам в квартиру с вещами. Ты уж Леша быстрей вопрос реши, или домой к жене, или к академику в зятья.
— Ну не знаю я, что делать! — со злобой воскликнул Торшин, — не знаю!
— Что тут знать, раз такая масть выпала иди в зятья, через пять лет нами всеми командовать будешь, у академика рука длинная и волосатая, он и председателя хорошо знает, да и к генеральному секретарю вхож. Давай Леша действуй! — засмеялся Ивлев, — глядишь генералом станешь, и нас сирых не забудешь.
— Да пошел ты…! — выругался Торшин.
— Вот и поговорили, — спокойно подвел итог Всеволодов, — пора по домам а, завтра с утра пораньше, я с Григошиным иду к руководству, докладывать об успехах. Вы меня на конспиративной квартире ждите. Получим мы от начальства кренделей и, будем решать, как дальше действовать.
В квартиру Торшин, вошел с твердым намерением объяснится, так, мол, и так дорогая, «прошла любовь, завяли помидоры». Пахло в доме свежезаваренным чаем, его любимыми котлетами, по домашнему пахло, уютно и, вымыт дом, вещи все по местам разложены и ждет его законная супруга.
— Здравствуй Леша, — это супруга говорит, а какая она красивая, только печальная, чует что ли.
— Привет, — отвечает Торшин. Не раскисай, решил, так давай объясняйся, ну начинай же, — Вернулась? Что решила гнев на милость сменить?
— Проходи на кухню, поужинаем, да и поговорим, как дальше жить будем, — предлагает она.
— Я уже ужинал, есть не хочу.
— То-то от тебя вином и духами пахнет, — отводит взгляд жена, — тогда в комнату проходи не говорить же в коридоре.
— Чем от меня пахнет, тебя не касается, ты первая ушла, бросила меня одного, а теперь попрекаешь, — настроенный на ссору Торшин, идет за ней в залу. Как они радовались, когда Торшин эту квартиру получил, ремонт вместе делали, смеялись, мечтали, первые дни даже на полу спали, потом теща первую мебель привезла, поздравляла зятя, о внуках мечтала.
— Конечно, я во всем виновата, а ты ангел из ЧК, — ишь ты иронизирует, еще.
— А причем тут моя служба? — злится Торшин, только не очень получается, жалко, какая то она не своя и, слушает и отвечает, а как будто и не здесь она, а в другом мире плывет.
— Твоя служба притом, что ты грань перестал видеть, когда ты по службе врешь, а когда близким, — она уселась на диван, сложила руки на животе, — разве ты таким был Леша? Помнишь, как ухаживал за мной, как замуж звал? Что с тобой случилось?
— Ничего, — отвечает. Он тогда курсантом был, когда познакомился с ней, как пьяный от любви ходил, в самоволку к ней бегал, ребята по курсу смеялись, но прикрывали. Куда же все ушло? Вот и она о том же.
— Куда все ушло? Леша!
— Не знаю.
— Ты мне скажи, ну что тебе другие женщины, дать могут того, что нет у меня?
Странный вопрос, глупый, вот только сказать нечего, сколько женщин его задавали, а вразумительного ответа так и не получили. Да и не получат. Не при нас началось, не при нас закончено будет.
Молчат мужчина и женщина, и тишина рядом с ними нежеланным гостем пристроилась, перестала быть квартира для них домом, а стала жилплощадью. Так квадратные метры можно и разделить, вот только память разделить трудно.
— Я беременна, — спокойно говорит женщина, — а ты решай, будет у ребенка родной отец, или нет. Я могу с чистого листа начать, попрекать не буду не бойся. Решай Леша!
Почтальон позвонил в дверь, Маша открыла, сонная, счастливая, и сон ей чудесный снился, как плывет она по ромашковому полю, рыцарь рядом идет, за руку ее держит.