Итак, мы видим: то, что некоторым образом произрастает из человеческого характера, вплоть до самых твердых образований, следует искать в его происхождении, и мы видим в человеческом характере удивительную загадку. Мы начали это описание характера с того, как Я чеканит его в образованиях души ощущающей, души рассудочной, или души характера, и души сознательной. Затем мы видели: то, что вырабатывает в них Я, запечатлевается во внешней телесности вплоть до жестов, до физиогномики, до строения костей. И в то время как человеческое существо проходит от рождения к смерти и к новой жизни, мы видим, как его внутреннее существо работает во внешнем бытии, накладывая отпечаток характера на внутреннюю душевную жизнь человека, а также на внешнюю его телесность, образ и подобие этого внутреннего. И тогда МЫ хорошо понимаем, сколь глубоким может быть восприятие «Лаокоона»: это изображение распада внешнего Телесного единства на отдельные члены; мы видим в этом Произведении искусства как бы исчезновение сущностного характера человека во внешнем бытии. Здесь перед Нами то, что так ясно показывает эту проработку материи, а, с другой стороны, демонстрирует, как прежние задатки, которые мы принесли с собой, определяют нас, как в ходе жизни материальная форма фактически направляет дух, как дух, порывая с этой жизнью, может проявить в следующей жизни тот характер, который он взрастил как плод для этой новой жизни. Тогда нами может овладеть настроение, созвучное тому, которое испытал Гете, держа в руках череп Шиллера и говоря примерно так: в формах этого черепа я вижу материальное выражение духа, вижу характерное выражение того, что звучало в поэзии Шиллера, в обращенных ко мне словах дружбы; да, здесь я вижу, как дух работал в материи. И, рассматривая эту частицу материи, в ее благородных формах я вижу то, что подготовили прежние жизни и что с такой мощью выразилось в духе Шиллера.

Итак, то, что мы сейчас рассмотрели, поможет нам сознательно повторить строки, сложившиеся у Гете при созерцании черепа Шиллера:

Берлин, 11 ноября 1909

Жизнь человека колеблется между трудом и праздностью. Та жизнедеятельность, которую мы рассмотрим сегодня и которая может быть обозначена словом «аскеза», в зависимости от тех или иных жизненных предпосылок, от принадлежности к тому или иному направлению, относится или к труду, или даже к праздности. Объективное, беспристрастное изучение этого явления, каким оно и должно быть в духовной науке, возможно лишь тогда, когда мы примем во внимание, каким образом то, что называется «аскезой» — если понимать ее в высочайшем смысле, отбросив произвольные толкования, — воздействует на человеческую жизнь, укрепляя или ослабляя ее.

Прежде всего следует отметить, что большинство людей в настоящее время имеют, и притом не без причины, довольно искаженные представления о том, что означает слово «аскеза». В греческом языке оно может равным образом относиться как к атлетам, так и к аскетам. В наше время слово «аскеза» приобрело совершенно определенную окраску благодаря тому образу, который приняла соответствующая жизнедеятельность в период средневековья. А для других людей это слово имеет ту окраску, которую придал ему в XIX столетии Шопенгауэр. Сегодня это слово вновь получает определенную окраску благодаря различным влияниям восточной философии и религии, а именно тому, что в Западной Европе довольно часто называют «буддизмом». Сегодня речь пойдет об истинном Источнике аскезы в человеческой природе. И именно духовная наука, уже охарактеризованная здесь в ряде докладов, призвана внести в эту область ясность, и притом фундаментальную, поскольку все ее основные принципы непосредственно связаны с тем, что выражено в значении греческого слова «askesis».

Духовная наука, духовное исследование, в том виде, в каком оно уже на протяжении ряда лет преподносится с этой кафедры, в отношении человеческой природы занимает вполне определенную позицию. Духовная наука исходит из того, что ни на одной ступени развития нельзя сказать: человеческому познанию положены те или иные границы. Вопрос о том, что может и чего не может знать человек, вопрос, который в широких кругах считается правомерным, с точки зрения духовной науки поставлен совершенно неверно. Духовная наука не спрашивает: что можно знать на определенной ступени человеческого развития? Что доступно человеческому познанию на данной ступени развития, а что еще нет? Что остается непознанным, поскольку познавательных способностей человека для этого недостаточно? Всеми этими вопросами духовная наука как таковая не занимается. Она твердо придерживается принципа развития, включая и развитие душевных способностей человека. Она говорит, что душа человека способна к развитию. Как в растительном семени дремлет будущее растение, которое произрастает благодаря скрытым в семени силам и силам, действующим на семя извне, так и в человеческой душе всегда дремлют скрытые способности и силы. А то, чего человек еще не может познать на определенной ступени развития, он познает, продвинувшись дальше в развитии своих прежде скрытых духовных способностей.

Какими способностями мы можем овладеть для все более глубокого познания мира, для постоянного расширения горизонтов познания? Вот какой вопрос решает духовная наука. Она спрашивает не о том, где границы познания, а о том, как можно преодолеть их благодаря развитию своих способностей. Таким образом, духовная наука не окружает горизонт человеческого познания стеной, но, напротив, всеми своими методами и идеалами стремится постоянно расширять этот горизонт познания, как нам будет становиться все яснее в ходе этих докладов. Духовная наука не в туманных выражениях, но совершенно определенным образом показывает, как человек может подняться над теми познавательными способностями, которые он получил, можно сказать, не приложив к этому рук, а благодаря развитию, в коем он сам сознательно не участвовал. Ведь эти познавательные способности сначала занимаются лишь доступным человеческим чувствам миром, постижимым рассудком и связанными с ним чувствами. Благодаря дремлющим в душе способностям человек в состоянии проникнуть дальше, в миры, которые изначально не даны чувствам и не достижимы для связанного с чувствами рассудка. И лишь для того, чтобы с самого начала не вызвать упреков в неясности изложения, следует очень кратко указать на тот путь достижения высшего познания, который более подробно описан в моей книге «Как достичь познания высших миров?».

Если человек должен превзойти данную ему меру познавательных способностей, то ему нужно идти не наугад, не в туман, но искать путь в новый мир, опираясь на твердую почву. Как это сделать?

Сегодня жизнь нормального человека протекает обычно в двух сменяющих друг друга состояниях, которые мы называем сном и бодрствованием. Не вдаваясь сегодня в детальную характеристику обоих состояний, можно сказать, что в отношении познавательных способностей они различаются тем, что, бодрствуя, человек получает стимулы для своих чувств и связанного с ними рассудка. Исходя из этих стимулов, он развивает свое внешнее познание. В этом состоянии он полностью покорен внешнему чувственному миру. В состоянии сна человек изъят из этого внешнего чувственного мира. Даже рассуждая просто и логично, любой поймет, что вовсе не бессмысленно положение духовной науки о сущностном ядре человеческой природы, которое во сне отделяется от того, что вообще мы называем физическим человеком. В ходе этих докладов уже обращалось внимание на то, что в понимании духовной науки физическое тело человека, т. е. то, что можно, так сказать, увидеть и потрогать руками, является лишь одним из членов человеческого существа. В качестве второго члена человеческой природы мы можем рассматривать так называемое эфирное, или жизненное тело. Физическое и эфирное тела во время сна остаются в постели. От этих членов мы отличаем затем то, что называем телом сознания, или — пусть нас не смущает это выражение — астральным телом, носителем радости и страдания, удовольствия и боли, влечений, желаний и страстей, и, кроме того, четвертый член — тот самый, благодаря которому человек и является собственно венцом земного творения: Я. Оба последних члена человеческого существа отделяются во время сна от физического и эфирного тел. Простое логическое размышление, как я уже сказал, может показать, что положения духовной науки отнюдь бессмысленны. Стоит только обдумать следующее: то, что в человеке проявляется как радость и горе, удовольствие и боль, как принадлежащая Я способность суждения, не исчезает по ночам и не возникает каждое утро вновь, но существует постоянно. Рассматривайте этот выход астрального тела и Я, если угодно, просто как образ: все равно нельзя отрицать, что астральное тело и Я возвращаются в физическое и эфирное тела.

Но характерно, что именно наиболее глубинные члены человеческого существа, астральное тело и Я, в которых человек переживает свой душевный опыт, во время сна погружаются как бы во тьму неразличимости. Но это означает, что эти глубочайшие слои человеческого существа (собственно человеческой жизни, каковой она обычно сегодня предстает) нуждаются в стимулах, поступающих от внешнего мира, если хотят осознавать себя и внешний мир. Таким образом, мы можем сказать, что в тот момент, когда при засыпании прекращается приток воздействий извне, когда прекращается действие возбуждающих сознание извне сил, человек оказывается не в состоянии удержать в себе сознание. Если бы в ходе своей обычной жизни он умел стимулировать, укреплять и оживлять эти внутренние члены своего существа в такой степени, что мог бы сохранять в них сознание без стимуляции со стороны внешнего мира, без чувственных впечатлений, без работы связанного с чувственным миром рассудка, то благодаря такому сознанию, благодаря таким способностям он был бы в состоянии воспринимать и нечто иное помимо того, что поступает к нему через стимуляцию чувственного восприятия. И как бы удивительно, даже парадоксально это ни звучало, но если бы человек достиг состояния, которое, с одной стороны, было бы подобно сну, а с другой — существенно отличалось бы от него, то он смог бы прийти к сверхчувственному познанию. Это состояние подобно сну потому, что человек, так же как и во сне, не получает стимулов извне или по крайней мере не поддается им; отличается же оно от сна тем, что человек не впадает в бессознательность, но вопреки отсутствию внешних стимулов чувственного мира раскрывает в себе одушевленные внутренние содержания.