— Удивительно, как наглядно вскрываете вы те тайные пружины, которые нам следует в нашей профессии учитывать, — подыгрывая хозяину дома, сказал Нумато. — Это действительно наилучшие варианты из всех возможных и наиболее приемлемые в нашем деле. — Стараясь быть как можно приятнее, Дзиккон Нумато улыбался так называемой «американской», открытой, во весь рот, улыбкой.

— Конечно, еще не совсем известно, какое практическое значение будут иметь эти добытые нами сведения, но, как мне кажется, мы все равно попадем в десятку, коллега, — самодовольно сказал Канэмору. — Хорошо то, что вы, как я вижу, согласны со всеми моими предложениями без оговорок. Чтобы напрасно не терять время, давайте сейчас же отправимся на символическую нашу рыбалку и тем самым уже к вечеру полностью развяжем себе руки для дальнейших действий по рации.

В ответ Дзиккон Нумато только молча кивнул, и они тут же сели в «форд», чтобы после, взяв полицейских из управления, сесть на баркас. Вместе с выпивкой и скромной закуской для нижних чинов взяли с собой пару спиннингов и бинокли.

Вскоре они были уже на баркасе и вышли во внутреннюю акваторию порта, которая граничила с ближним молом. Держа удочки наготове, Нумато и Канэмору тщательно осматривали в бинокли не только то, что находилось на поверхности моря, но и представляющие большой интерес портовые сооружения, причалы и ремонтные доки.

Как решил Дзиккон, для полного выявления всех сил японского флота разведчики должны были получить самые разные сведения — определить количество кораблей, находящихся в ремонте и стоящих у причалов; подсчитать численность кораблей на якорях как в акватории самого порта, так и на дальнем рейде; зафиксировать кое-что из разговоров, ведущихся иногда между кораблями по семафору открытым текстом, и, наконец, квалифицировать классность каждой боевой единицы в отдельности, чтобы тем самым узнать реальную силу единовременного совместного залпа орудий, установленных на прибывшей в Сингапур армаде.

Не последней заботой была также необходимость в определении численного состава флагманских судов. По только им присвоенным и поднимаемым на флагштоках флагам можно было безошибочно подсчитать, сколько в данный момент имеется на стоянках оперативных отрядов, флотилий, эскадр и флотов, а также под чьими вымпелами они находятся.

В течение трех часов непрерывного наблюдения за неприятельским флотом эта работа наконец была сделана, после чего разведчики благополучно возвратились к пирсу и отдали швартовы.

Уже через каких-нибудь полчаса «форд» Канэмору доставил обоих в особняк, и хозяин тут же распорядился об ужине, а Дзиккон захотел побыть немного наедине и, извинившись, прошел на открытую, густо увитую плющом веранду.

Там, разместившись в шезлонге, он залюбовался на открывшийся солнечный закат и не заметил, как задремал: нервное напряжение последних часов, проведенных им в море за не совсем свойственным для него занятием, да еще в окружении неизвестно что представляющих из себя полицейских, изрядно его утомило.

Молодые годы, отличное физическое состояние профессионально тренированного тела-все это дало возможность Дзиккону уже через каких-нибудь минут пятнадцать почувствовать себя хорошо отдохнувшим. К тому же ожидание изысканного ужина и возбужденный здоровый аппетит тоже сделали свое дело. Дзиккон Нумато был весел и не без оснований полагал, что мир этот не так уж и плохо устроен.

Надо сказать, что Дзиккон Нумато, и в бытность свою лейтенантом Сацуо Хасегавой, когда он имел возможность вести довольно-таки рассеянный светский образ жизни, и теперь в обстановке тягостных для его психики служебных нагрузок, был немалым любителем хорошо поесть и, если говорить откровенно, никогда не понимал и не разделял разного рода входившие в моду интеллектуальные упражнения на тему о воздержании от пищи, о медицинской целесообразности укрощения плоти посредством частичного или полного, более или менее длительного голодания — все эти довольно-таки искусственные «учения» весьма сомнительного толка проповедников и гуру.

Еще меньше он понимал ортодоксальных, фанатически настроенных, «идейных» сторонников монашеских постов и гастрономических аскетов, наотрез отказывавшихся от каких-либо удовольствий и материальных благ здесь, на земле — ради извращенно понимаемой ими «духовности» и вечного блаженства «там», на небе, в потустороннем мире.

Наконец на веранде появился хозяйский бой и позвал Дзиккона к столу.

Ужин на этот раз был накрыт прямо в холле, и Нумато, едва взглянув на стол, понял, что хозяин наконец-то решил удивить своего гостя и задать ему настоящий лукуллов пир.

Помня недавний разговор о содержании готовящихся Нумато шифровок, Канэмору все более приходил к выводу, что его новый товарищ упорно ищет с ним, Канэмору, самого тесного сближения. Канэмору теперь уже не сомневался в том, что в ответ на посланный Нумато отчет в Вашингтон оттуда могут последовать немалые вознаграждения, которых он, Канэмору, в сущности, не заслужил. В ответ на этот явно дружеский жест Канэмору не терпелось сделать что-то недвусмысленно показывающее его готовность идти новому другу навстречу и уже теперь хоть как-то, хотя бы таким вот символическим образом отблагодарить его. «Этот Дзиккон Нумато — вне всякого сомнения человек непростой, — думал Канэмору. — С ним обязательно следует подружиться».