— А вам самой не страшно здесь?

— Нет, мне здесь хорошо. Самое большое удовлетворение я получаю, когда гости уходят со станции и говорят, что им "теперь не страшно".

— Это правда, что вы первая и единственная пока женщина на планете, которая сидела на колпаке реактора?

— Я не знаю, как в мире… А у нас на Кольской атомной это было так. К нам приехали шведские журналисты. Они вообще были на атомной станции впервые. Я им показала центральный зал, затем подвела к колпаку реактора и показала им, что это не опасно… и села на колпак! Они тут же меня сфотографировали… Затем и они присели рядом, но в свою шведскую газету они поместили один снимок — вот так и родилась эта легенда!

— Лариса, расскажите, пожалуйста, о себе, о вашей семье, о том, как попали в атомную энергетику…

— Я из семьи атомщиков. Мои родители работали на одной из первых атомных станций России — Белоярской. Там я и родилась.

Роддом находился в полутора километрах от первого блока. После окончания школы я поступила в ВМТУ имени Баумана, училась на кафедре академика Доллежаля. У меня была возможность остаться в Москве, но я решила поработать на атомной станции. И вот уже 13 лет, как я здесь. В Полярных Зорях у меня родилась дочь — как видите, семейную традицию я не нарушила: главные события в моей жизни связаны с атомными станциями… Я надеюсь, что и моя дочь продолжит дело, начатое моими родителями и нами…

— А как вы здесь начинали?

— Я пришла в цех наладки и испытаний инженером лаборатории 1-го контура. Изучала все оборудование, которое относится к реакторной установке, проводила испытания, писала инструкции. То есть это была сугубо инженерная работа… Узнала станцию, изучила, какая она, потому что вуз не дает таких знаний — там скорее штрихи к работе… Надо было всего попробовать понемножку, чтобы стать специалистом, инженером по-настоящему…

— И что вам не нравится на АЭС?

— Так сразу я не готова ответить на этот вопрос… Мне так часто приходится говорить о разных аспектах работы станции, что я даже не знаю о плохом…

— Тогда я напомню вам… Помните май 86-го?

— Конечно.

— Где вы были тогда?

— В мае 86-го года нас, работников Кольской станции, отправили в Москву в 6-ю клинику. Туда привезли оперативный персонал и всех пострадавших во время аварии в Чернобыле, и мыза ними ухаживали…

— У вас на руках умирали пожарные, операторы?

— Да.

— И вам не было страшно?

— Очень… Но особенно остро я это почувствовала, когда вернулась сюда. К примеру, мне не хотелось заходить в "гермозону", подходить к работающим машинам… Возник какой-то барьер, и только со временем он исчез…

— Говорят, время лечит…

— Нет, я очень часто вспоминаю то время и 6-ю клинику… И особенно тех людей, которые тогда меня поразили. Я ухаживала за заместителем главного инженера по эксплуатации Анатолием Дятловым. Он излагал свою версию событий на станции, она отличалась от традиционной… Это были эксплуатационники, они нам как бы родные… Совсем другое — охранники, которые дежурили на станции. У них была совсем иная реакция. Некоторые проклинали атомную энергетику и все, что с ней связано. Некоторые относились к случившемуся, как к судьбе, чему-то неотвратимому… Я видела некоторых людей, которые были в страшном отчаянии… У одного должен был родиться ребенок, и он переживал, как чувствует жена, близкие… И я старалась как-то компенсировать им ту пустоту, что возникала у них в душе. Не всегда это удавалось, но я старалась… Я видела, как ждут писем и не получают их — и тогда я приносила цветы… Мы работали в 6-й клинике три недели…

— И после этого вы говорите людям, что счастливы, работая на Кольской АЭС?

— Да. И отношусь к этому абсолютно осознанно, потому что считаю, что у атомной энергетики современной России самое цивилизованное лицо. И что атомная энергетика достаточно безопасна, чтобы ее продолжать использовать.

— Уезжая в клинику, вы представляли степень опасности?

— Конечно. Пострадавшие являлись источниками излучений, и нам приходилось быть в "лепестках"…

— Непривычно?

— Почему? Здесь в "гермозоне" мы постоянно в них работаем… Сначала в 6-й клинике я была в отделении реанимации, потом в палатах…

— Вы же были тогда девчонками и почему именно на вас пал выбор!

— Мне тогда было 26 лет. У меня была двухлетняя дочка, я взяла ее с собой в Москву… Почему именно я? Там. в клинике были девушки, которые так или иначе были связаны с "гермозоной", знали правила радиационной безопасности… Были и такие, кто честно сказал: "Я боюсь", и они не поехали… Я уважаю тех, что так говорил… Однажды я возвращалась с работы с одним из операторов. И он сказал, что "никогда в жизни не отпустит жену убирать горшки за ними…" А если у нас случится такое? Если за вами никто не будет ухаживать! Тогда он промолчал, ничего не сказал… Сейчас он, наверное, забыл тот разговор — большим начальником стал… У каждого из нас спросили: согласна или нет? Требовалось личное согласие обязательно!.. Никого насильно, против его желания туда не посылали…

— Все уходили в 6-й клинике на ваших глазах… — Да.

— Я поражаюсь, что это вас не перепугало… Вы же никогда не сталкивались с этими боксами, с изоляцией, с постоянным ожиданием смерти?

— Первый раз посмотрели смерти в лицо… Ужасного было много… Случалось так, что те, кто умирал, и те, кто за ними ухаживал, учились в институтах в одних группах!.. Страшно это… А через несколько дней ощущение того, что ты ухаживаешь за чужим человеком пропадало — когда ты ему постоянно закапываешь облепиховое масло и выносишь горшки, то возникает какое-то родственное чувство…