Херасков Михаил Матвеевич
Шрифт:
Когда умеешь ты корысти добывать (ср.: Уйми, обуздывай насильства, грабежи, // Чем ратников моих позорно упрекают). — По свидетельствам современников, казаки, стоявшие под Москвой, творили грабежи, насилия и бесчинства в деревнях, селениях и на дорогах. В разногласиях и распрях казаков с земством, выливавшихся в разбой и грабежи, от которых страдало и население и ополчение, находили выражение социальные противоречия и конфликты Московского государства.
Когда Литве царя Василия вручили… — Царь Василий Иванович Шуйский (1552–1612, прав. с мая 1606 г.) был низложен боярами 17 июля 1610 г. после поражения русского войска от Жолкевского при с. Клушине (24 июня), пострижен в монахи, но в том же году с братьями увезен Жолкевским в Польшу.
Пожарский князь, в бою стрелами изъязвлен, // Скончался, может быть, за Волгу удален. — Речь идет о ранениях, полученных в сражении за Москву 19 марта 1611 г.; с поля боя Пожарский был отвезен в Троицко-Сергиевский монастырь, а оттуда в одну из своих суздальских вотчин (на правом берегу Волги, т. е. не "за Волгою"); там он пробыл до осени 1611 г., когда был призван в Нижний Новгород. Ко времени, к которому приурочено действие трагедии, у осаждавших Москву русских не было никакой неопределенности относительно его судьбы, поскольку не только было известно об организации им ополчения, с которым он стоял в Ярославле с апреля до конца июля 1612 г., но и Д. Т. Трубецкой обращался к нему туда с просьбами о помощи против двигавшегося к Москве Ходкевича.
На многих изощрен злодейский был кинжал, // Полвойска убыло, Заруцкий убежал. — Заруцкий Иван Мартынович (казнен в 1614), политический авантюрист, атаман донских казаков, поддерживавший Лжедмитрия II, а после его смерти примкнувший к первому ополчению и входивший в 1611 г. во временное правительство вместе с П. П. Ляпуновым и Д. Т. Трубецким. В 1612 г., осаждая с последним Москву, вступил в тайные переговоры с Ходкевичем, попытался не пустить земское ополчение в Ярославль и затем отошел в Коломну со своими казаками, составлявшими около половины сил под Москвою. Фраза о "злодейском кинжале" подразумевает, очевидно, убийство казаками 22 июля 1611 г. П. П. Ляпунова, с которым Заруцкий спорил о первенстве, и организованное им же покушение на Пожарского в Ярославле.
С отважным Понтусом поборствуют нам шведы… — Шведский генерал Якоб Понтус Делагарди (1583–1652), часто именовавшийся в документах и трудах историков Яковом Понтусом (Пунтусовым), возглавлял посланное в 1609 г. королем Карлом IX для помощи царю Василию пятнадцатитысячное войско и обязывался договором "его царскому величеству и всему государству верно служити <…> и с его царского величества подданными людьми от польских и литовских людей и от мятежников и изменников русское государство очистить". Небольшой отряд Делагарди в соединении с русским воеводою М. В. Скопиным-Шуйским (1587–1610) вступил в Москву 12 марта 1610 г. После поражения при Клушине (см. коммент к строке: Когда Литве царя Василия вручили…) большая часть наемников Делагарди перешла к полякам, а с остальными он ушел на север к шведским рубежам.
Мне войска нашего нельзя с твоим составить… — По приказу Пожарского, опасавшегося стать, подобно П. П. Ляпунову, жертвою междоусобицы, ополчение заняло позиции отдельно от казачьих таборов.
ДЕЙСТВИЕ II
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Выходят из Москвы Вьянко, князь Желковский, с пламенником, и София, сопровождаемая многими девицами. — Ночь. Театр представляет часть Девичьего поля
София
Постой, о Вьянко! здесь — мы к нашим войскам близки, Уже белеются вдали шатры российски, И ратные уже нам слышны голоса, Твердящи каждого биение часа; Все клятвы я мои и твой совет я помню; Что польза общая велит, всё то исполню. Мой брат, кем город сей был прежде защищен, Сей храбрый брат к стенам московским возвращен; Родством и дружбою с Пожарским сопряженна, Надеюсь быть в моих советах уважения.Вьянко
Советуй и покой России возврати. Но ах! могу ли я спокойно в град прийти? К тем людям шествуешь и в те места вступаешь. Которых любишь ты, которых уважаешь; Но племя где мое и мой народ кляня, Со всеми купно чтут злодеем и меня; Где в видах таковых наш род изображают, Которые сердца страшат и застужают. Ты будешь от меня, София, далеко, И жар твой потушить моим врагам легко; Увы! к несчастию, отец мой, князь Желковской, Немало приключил обид земле Московской; Любезная княжна! родитель мой-не я; Должна ль приписана мне быть вина сия? Ты знаешь, сколько жар моей любви безмерен; Могу ли во твоей быть твердости уверен?София
О ты, светящая на небесах луна! Тебе моя любовь взаимная видна, Мне мнится, зрят ее сии леса и горы! Мой вид о ней тебе, мои вещают взоры; Мне кажется, земля и небо говорит, Что грудь моя тобой зажглася и горит. Ах! Вьянко, клятвы ли священные нарушу? Тебе я вверила все мысли, сердце, душу,Вьянко
Не знаю, отчего моя трепещет грудь И мрачным кажется мне твой ко стану путь. Хочу скрепиться я, скреплюсь и возмущаюсь, Как будто я с тобой в последний раз прощаюсь; Без грусти не могу на образ твой взирать, Без слез я не могу "прости" тебе сказать.