«Как будто бы ждали, куда шатнет темную Россию с ее ветрами и гулкими вьюгами. Движение исторического маятника, если так можно сказать, в те дни еще колебалось. Маятник колебался, туда и сюда, то к нам, то к ним. В конце октября 1919 года он ушел от нас, качнулся против…» [140] . К середине ноября 1919 года был оставлен Курск. На курском направлении разгорались новые бои. Дроздовцы и корниловцы вновь противостояли превосходящим силам противника и были вынуждены отступать. В ноябре ударили морозы, и шел снег. Донская армия не смогла помочь чем либо Добровольческой, оставаясь прикованной к своему фронту. Еще к сентябрю 1919 года части 9-й красной армии появились на рубеже Дона, установив фронт протяженностью 150 километров, атаковав и захватив станицы Вешенская, Букановская и Еланская. Казаки отошли на правый, высокий берег Дона, на заранее приготовленные оборонительные позиции. Оборону против армии Шорина держало казачье ополчение; главные же силы казаков были отведены в тыл для переформирования и подготовки к новым операциям. Ополчение не позволило частям Шорина форсировать Дон в районах известных бродов, и фронт на линии реки Дон на время стабилизировался. Новое наступление на Дон началось лишь в ноябре 1919 года. 11 ноября 1919 года кавалерийский корпус Думенко с боем взял станицу Урюпинскую, вклинился между 1-м и 2-м Донскими корпусами и прорвал оборону по реке Хопер.

10-я красная армия попыталась наступать на Царицын, но потерпела неудачу, отброшенная значительно поредевшими частями Врангеля.

В тылу ВСЮР начинались восстания мелких банд, на усмирения которых приходилось выделять соединения и части. Последние, свежие подкрепления, снятые с Сочинского фронта и Северного Кавказа, были двинуты на север, в помощь отчаянно сдерживающей натиск красных частей Добровольческой армии. На Северном Кавказе еще летом восстал Дагестан, угрожая восточному флангу ВСЮР. Местный имам Узун-Хаджи провозгласил Северо-Кавказский Эмират на основе шариатской монархии под своим руководством и сразу же объявил священный джихад против неверных белогвардейцев, собрав под своими знаменами 70 тысяч своих последователей. Восстание было поддержано и финансировалось правительствами Азербайджана, Турции и Грузии. Последняя не только пропускала через свою территорию караваны с оружием, идущие к Узун-Хаджи из Турции, но даже направила в распоряжение новоявленного эмира военных советников, руководимых грузинским генералом Кереселидзе. В состав вооруженных сил эмирата входила одна большевистская дивизия, прикрывавшая Узун-Паши со стороны Владикавказа, находившаяся под командованием некогда разбитого на Ставрополье Н. Гикало. Армия эмира, угрожавшая Дербенту, Темир-Хан-Шуре и Петровску, превосходила численностью части Вооруженных Сил Юга России, уступая им в боевой подготовке и боеспособности. Понемногу начиналось дезертирство горцев из ВСЮР, уходивших поодиночке и небольшими группами и уносивших с собой оружие. Они сбивались в небольшие банды и терроризировали местное население, нападали на казачьи станицы. Со временем набеги горцев приобрели постоянный характер, и терский атаман Вдовенко просил штаб Деникина прислать сил для охраны станиц.

Наряду с тревожными сводками положения на фронтах в штаб Деникина тем временем стали приходить тревожные сигналы о возрастающих недочетах генерала Май-Маевского, превосходно зарекомендовавшего себя в Каменноугольном районе. Поговаривали, что командующий 3-й Добровольческой дивизией злоупотребляет алкоголем и постепенно роняет престиж власти, выпуская из рук вожжи управления вверенными ему частями. Хорошо осведомленный об этом барон Врангель решил поставить вопрос на совещании в Ставке о выделении ему отдельной конной армии, которую можно будет составить из всех разрозненных частей под единым командованием Врангеля. Деникин согласился с предложением барона и даже пошел дальше, назначив Врангеля командующим Добровольческой армией, и распорядился о включении в нее конной группы генерала Мамантова. Деникин полагал, что это придаст армии новый импульс и сможет сплотить разрозненные части, вынужденные отступать с тяжелыми боями для нового броска против большевизма. Врангель получил совершенно неожиданную для себя полноту власти, о которой он и не мечтал. Май-Маевского Деникин поспешил уволить. Отставленный от службы и покинутый своими недавними соратниками, он «прожил в нищете и забвении еще несколько месяцев и умер от разрыва сердца в тот момент, когда последние корабли с остатками Белой армии покидали Севастопольский рейд…» [141] . Отход Добровольческой армии сопровождался взрывом мостов, водокачек, бронепоездов. Ухудшавшаяся день ото дня погода гнетуще действовала на отступавшие белые части, двигавшиеся как по дорогам, так и по пересеченной местности: «Отходим померзлой пахоте без дорог, в лютую стужу, в потемках. Падают кони… Люди ложились на дороге. Пулеметы тащили на полковых кухнях, снаряды волокли в санях… Дороги превратились в вязкую трясину, грязь — по брюхо коням. Застревают, захлебываются грязью патронные двуколки…» [142] .

5 декабря 1919 года Конная армия Буденного пошла на прорыв, вбивая глубокий клин между белыми армиями в районе Старобельска. Конный корпус Мамантова смог нанести фланговый удар, смяв 42-ю красную дивизию, обеспечивавшую Буденному прорыв со стороны Харькова, но подошедшая из Курска 9-я большевистская дивизия помогла восстановить положение, и через четыре дня части Мамантова были отброшены продолжавшей наступление на юг красной армией.

В штабе Деникина началось обсуждение путей отхода Добровольческой и Донской армий. Врангель высказал мнение о целесообразности отхода в Таврию и Крым. Деникин возражал ему на это, что отрыв Донской армии от Всевеликого Войска Донского отрицательно повлияет на настроение казаков, и не желал оставлять казачество, с которым он некогда вместе начинал борьбу с большевиками. На Дону и Северном Кавказе, ставшими за последнее время глубоким тылом для Добровольческой и Донской армий, находилось на излечении несколько десятков тысяч раненых, располагались основные лечебные и тыловые учреждения ВСЮР. Уход основных сил в Крым предполагал оставление огромного числа людей на произвол судьбы. Деникин принял решение для армии отходить только до Ростова. 2 декабря 1919 года конница Думенко захватила городок Калач, а прибывшие свежие части красных сломили оборону казаков на Хопре, войдя в станицу Усть-Бузулуцкую. Контрудары кавалерии генерала Коновалова не привели к ожидаемому результату: конница Думенко неустанно продвигалась вперед, маневрируя и избегая сложных для себя тактических ситуаций. От Воронежа и Лисок наступала 8-я красная армия, пытавшаяся прорвать фронт на Дону с севера-запада. Генерал Сидорин приказал своим частям отступить за Дон. Последние подкрепления добровольцев снимались с грузинской границы, но их малочисленный состав не решал уже исход сражений, в которые они вовлекались. На юге свирепствовала эпидемия тифа, косившая не только солдат и офицеров Добровольческой армии, но унесшая за собой и генерал-лейтенанта Тимановского: «Мы ошиблись дорогой и поскакали к ростовскому вокзалу. Давно я не видел города и теперь не узнал его. Вокзальные залы, коридоры, багажные отделения были превращены в огромный лазарет. Люди лежали вповалку. На каждом шагу надо было обходить кого-нибудь, прикрытого шинелью, преступать через чьи-то ноги, руки. Вокзал стал мрачным лазаретом. Это был сыпняк» [143] .

К середине декабря 1919 года фронт Вооруженных Сил Юга России едва держался на линии Константинград — Змиев — Купянск. Попытка Уборевича прорвать его силами 8-й кавалерийской дивизии окончилась ее разгромом под Лозовой и рассеянием оной по степям. 12-я советская армия вышла на южные рубежи Черкасс и Кременчуга, пройдя по левому берегу Днепра, оставив части полковника Федора Эмильевича Бредова, оборонявшие Киев, на узком плацдарме, который мог быть отсечен свежими силами красных в любой день. 16 декабря 1919 года части Бредова начали отступление в надежде соединиться с подразделениями генерала Шиллинга, назначенным Деникиным на общее командование белыми силами на Южной Украине. Ему также было поручено прикрывать Крым, Северную Таврию и Одесский район. 1-я Конная армия Буденного рвалась к Северному Донцу, создавая непосредственную угрозу захвата Луганска. Оказание организованного отпора Буденному затруднял некий уклон в «партизанщину» Константина Константиновича Мамантова, который иногда позволял себе действовать на свое усмотрение, игнорируя приказы штаба ВСЮР. Барон Врангель издал приказ об отстранении генерал-лейтенанта Мамантова от дел «за преступное бездействие», приказав Сергею Георгиевичу Улагаю принять дела у опального отныне генерала. Мамантов отбыл на Дон, передав бразды правления преемнику без особого энтузиазма. С ним вместе на Дон отбыли и его сторонники. Видя, как эмоционально реагируют «национальные» казачьи объединения на попытки штаба ВСЮР регулировать их деятельность, Врангель приказал отправить кубанские воинские соединения поближе к дому, на Кубань для переформирования, однако этот приказ Главнокомандующего Добровольческой армией был воспринят кубанцами чуть ли не как демобилизация. Их части стремительно таяли, оставляя фронт, и, ослабляя тем самым, и без того обескровленные передовые части ВСЮР. 23 декабря 1919 года части Буденного форсировали Сев. Донец. Штаб Главнокомандующего разослал приказ об оставлении Ростова. Ставка Главнокомандующего ВСЮР переводилась в Батайск, а правительственные и гражданские учреждения подлежали эвакуации в Новороссийск и Екатеринодар. Сергей Георгиевич Улагай, в арьергардных боях, сумел отодвинуть на время продвижение 1-й Конной армии Буденного, разбив ее передовые отряды у станции Япопасная, но от полного разгрома их спасли кавалеристы О. И. Городовикова, подоспевшие ударить в стык казаков и добровольческих частей: «На самом рассвете они пошли в наступление и прорвали фронт 3-го Дроздовского полка; конница Буденного смяла и тяжело порубила офицерскую роту. Английские танки с английскими командами пошли на выручку и застряли в красных цепях. Я приказал полку развернуться для атаки. Под звуки старого егерского марша удалые роты 1-го полка, четко печатая шаг, с оркестром двинулись в огонь. Англичане рукоплескали. Наша атака выручила 31-полк и освободила все английские танки, застрявшие на пашне…» [144] . 2-й кавалерийский корпус Думенко форсировал Дон и повернул на юг, выйдя к 22 декабря 1919 года к Миллерово, столкнувшись с конницей генерала Коновалова. После короткой ожесточенной схватки части Коновалова отошли в город, на ходу готовясь к его обороне. Кавалеристы Думенко не рискнули брать город с ходу, и только 27 декабря 1919 года, усиленные 2 пехотными дивизиями, они штурмовали и взяли Миллерово. 28 декабря 1919 года Деникин приказал оставить Царицын и отойти западнее, заняв оборону по рубежу реки Сал, для прикрытия с этой стороны Ставрополья и Кубани. После того как войска под командованием Покровского оставили Царицын, 3 января 1920 года в него вошли 50-я дивизия из 11-й красной армии вместе с некоторыми частями 10-й армии красных. Кавказская армия ВСЮР отходила на Тихорецкую по линии железной дороги, давая бой сразу пяти красным дивизиям, преследующим ее отход. После занятия Царицына 11-я красная армия пошла по Каспийскому побережью на Чечню, Осетию и Дагестан, навстречу оборонявшим их частям генерала Эрдели. 6 января 1920 года красные вышли к берегам Азовского моря, рассчитывая разбить Вооруженные Силы Юга России на части и уничтожить их поодиночке. 4-я кавалерийская дивизия Буденного, в стремительном рейде ворвалась в Ростов. 9 января 1920 года корниловские и дроздовские части получили приказ командования к отступлению: «Потом в станице Гниловской мы сменили корниловскую дивизию, а корниловцы повели наступление на Ростов. Ростов заняли ненадолго и опять ушли. Там все было разбито и глухо. Как будто обмер обреченный город. Последнее мое воспоминание о Ростове: сыпняк, серая вша, заколоченные пустые магазины, разбитое кафе „Ампир“…» [145] . Первый Добровольческий корпус начал свой отход на Новороссийск. После нескольких уличных боев в Ростове добровольцы вырвались за его пределы и вышли на левый берег Дона. Красные части попытались форсировать Дон, преследуя отступавших, но были отбиты арьергардами белых с большими для себя потерями.

Захваченные «белые столицы» Ростов, Новочеркасск и Екатеринодар подверглись разграблению и погромам. Винные подвалы города были захвачены победителями, и в течение многих дней Первая конная армия Буденного праздновала победу. Особый офицерский отряд ворвался в Екатеринодар, чтобы освободить гробы с останками генералов Дроздовского и Туцевича, погребенных в кафедральном соборе. Взяв их, отряд возвращается и идет в основных дроздовских частях по направлению к Новороссийску.

На первой неделе февраля 1920 года перед Сводно-гвардейским кавалерийским полком, стоявшим восточнее окраины Батайска, была поставлена задача — взять Ростов. Впереди гвардейцев должны были выступить корниловцы, в чью задачу входил захват станицы Гниловская, как только корниловская дивизия обеспечит плацдарм, Сводно-гвардейская кавалерийская дивизия должна была обойти Ростов с западной стороны и пробиваться в город со стороны Темерника. Дул сильный северный ветер, температура опустилась до -25 градусов, пошел снег, перешедший в пургу. Гвардейский полк стал в резервную колонну перед широким рукавом Дона, на льду, перед самым городом. Корниловцы ворвались в Гниловскую, застав красный гарнизон спящими и перекололи штыками весь командный состав, захватив пути товарной станции и несколько домов станицы. Командующий Сводно-гвардейской дивизией генерал-майор Данилов приказал Кирасирам Его Величества следовать в колонне по трое, в сторону открытого поля под Темерником. За полком тронулись две пулеметные тачанки и два горных орудия на вьюке лейб-гвардии конной артиллерии под командованием Фитингофа-Шелля. Из Темерника навстречу гвардейцам двинулись большевистские цепи, открыв огонь по кавалерии с предельного расстояния. Пули начали косить следовавших, как на параде, фланговым маршем кирасир и конно-артиллеристов. Генерал Данилов скомандовал к построению фронта, и развернутый строй стал заходить левым плечом, чтобы захватить правый фланг противника и поскакал впереди полка. Гвардейцы налетели на сбившуюся в кучу пехоту большевиков и те от неожиданности, воткнув штыками в снег винтовки, подняли руки вверх. 800 пленных красноармейцев, под конвоем лейб-драгун, были отправлены назад, в Гниловскую, чтобы быть сданными корниловцам. Те, увидев надвигающуюся колонну, открыли по ней пулеметный огонь, и пленные разбежались по полю. Лейб-драгунам снова пришлось собирать их и строить в колонны, предварительно направив своих представителей с просьбой больше не стрелять.

На круговой железнодорожной ветке показался бронепоезд «Вся Власть Советамъ!», идущий задним ходом. На открытых платформах его были установлены морские орудия и были прицеплены несколько салон-вагонов. За ним появился второй бронепоезд «Советская Россия». Барон Фитингоф приказал снять горные пушки с передков и поставить их на прямую наводку. Был дан залп по паровозу, однако первый бронепоезд прошел мимо, не отвечая огнем. Проехав немного, бронепоезд остановился и стали заметны фигурки убегающей его команды матросов. Кирасиры бросились через железнодорожное полотно за убегавшими, и на поле разразились одиночные поединки между убегавшими и преследовавшими их драгунами и кирасирами. На рассвете следующего дня Сводно-гвардейский кавалерийский полк вошел в Ростов, следуя в колонне, и направился вглубь города по Нахичеванскому проспекту. «Тут произошло последнее приключение, окончившееся, по счастью, благополучно. Я вел свой эскадрон за командиром полка, по ветру развевались наши значки на пиках, на значке нашего эскадрона был двуглавый орел… Вдруг прямо на нас несется советский броневик с красными звездами, двумя пулеметами, и ясно видна красная надпись „Мефистофель“. Что делать? Почему он не стреляет? Броневик несется прямо на нашу колонну и может смести нас! Генерал Данилов командует „Стой!“, но тут происходит нечто невероятное: броневик направляется влево и въезжает в огромный сугроб, где его колеса беспомощно буксуют. Открывается задняя дверь, и из машины вылезла тройка: какой-то комиссар в шубе, с хорошим воротником, девица в косынке сестры милосердия и шофер. Тут мы поняли, почему броневик не стрелял. Внутри был ящик табака и мешки с сахаром, не позволявшие добраться до пулеметов. Эта тройка была арестована, у броневика поставлен караул, а позже добыча была роздана по эскадронам» [146] . Более лаконично звучит рассказ об этом эпизоде у другого кирасирского офицера: «На нас выскакивает броневик „Мефистофель“, который, встретившись с колонной полка, въезжает в сугроб и не может выехать из него. В нем шофер, жид-комиссар и сестра милосердия. Их тут же расстреливают. Поймали также командира 4-й батареи Баторского, на котором нашли партийный билет. Он так же кончил свою жизнь…» [147] . Спустя день обстановка переменилась. Ночью пришел приказ штаба армии покинуть Ростов и отойти на левый берег Дона. Конница Буденного переправилась в Новочеркасске через Дон и выходила в тыл Добровольческой армии. «Ростов был покинут ночью и наш эскадрон был оставлен заслоном в кожевенном заводе, на острове против Нахичевани. Оттуда мы видели возвращение большевиков в Нахичевань и их вход в Ростов» [148] .

Независимо от локальных успехов или неудач Вооруженных Сил Юга России, в окружающем мире стали назревать процессы, способные повлиять на ход дальнейшей борьбы с большевизмом и на судьбы белых армий в частности. Ориентированное на практическую выгоду британское правительство, наблюдая военные неудачи Добровольческой и Донской армий последних месяцев, оценило обстановку на территориях, занятых белыми, как нестабильную. В то же время военные и политические успехи большевиков не могли не быть очевидными, что создавало возможность вхождения и захвата рынков России при ее новом правительстве. Героические усилия ВСЮР по поддержке и восстановлению государственности перестали интересовать британских политиков и концессионеров. В британском парламенте был распространен документ под названием «Экономические аспекты британской политики в отношении России», в котором указывалось, что большевики вернули или возвратят в ближайшем будущем все важнейшие сырьевые районы России, в связи с чем экономическая, политическая и военная блокада ее станет нецелесообразной. Британский премьер вынес на обсуждение Верховного Совета Антанты вопрос об экономическом взаимодействии с большевиками, после чего ВСА вынес резолюцию об обмене товарами на основе взаимности между русским народом, союзными и нейтральными странами. «Торговать можно и с каннибалами», — цинично добавил британский премьер, де-юре не признававший полномочий Советского правительства. Оппозиционно настроенный к лейбористам Уинстон Черчилль заверил русского представителя в Париже В. Маклакова в том, что британское содействие белым армиям будет продолжено и заявление действующего премьера не отразится на поставках вооружения и продовольствия. Несмотря на столь нелицеприятный внешнеполитический шаг Великобритании, Деникин, будучи глубоко уязвлен первым шагом к признанию большевистской власти союзными государствами, продолжал работать с британскими военными представителями над стратегически важными вопросами самого недалекого будущего. Сторонами было достигнуто соглашение о том, что вне зависимости от исхода Гражданской войны британское военное командование будет принимать участие в помощи эвакуации русских беженцев за границу, в огромном количестве скопившихся в Новороссийске.