— Как-то по-детски ты рассуждаешь, — пробурчал Айнштейн. — Скорее всего, нас после этого террористами объявят. Хотя, конечно, может и сработать, на испуг в этом мире кого только не брали. Но даже если и сработает — как ты мимо русского флота пройдешь?

— Элементарно, — фыркнул Виктор. — Я его обойду.

Все уставились на него непонимающими взглядами. Виктор хитро улыбнулся.

— Люди, вы все-таки зашорены по самое не балуйся. Ну вы сами подумайте: что мы сейчас делаем? Как мы летаем?

— Э-э-э… У тебя с головкой все в порядке? Может, тебе поспать надо? — выразил общую мысль Айнштейн.

— Возможно, но речь сейчас не об этом. Вот сейчас во сколько пространств мы отсюда выйти можем?

— В два.

— В шесть, Александр Павлович, в шесть. Или забыл уже?

— И что, что в шесть? Тебе напомнить, сколько энергии на прыжки туда требуется? Да и толку-то?

— Толк как раз есть. Вспомни, полеты проводились не раз и не два, но все это было очень давно. Но структура пространственной решетки ясна и понятна. Смотри сюда, — Виктор отобрал у Кэвина лист бумаги и принялся рисовать.

— Вся структура, если помните, напоминает набор кристаллов соли. Это в идеале и очень утрировано, конечно, но тем не менее в первом приближении годится. Мы можем двигаться по трем осям. Реально мы движемся по оси номер раз, это энергетически выгоднее всего. Ось номер три практически недоступна, туда всего две экспедиции и смогло прорваться. Но остается еще ось номер два. Для наших противников пройти по ней очень тяжело, но у нас-то другие двигатели! И тогда мы делаем элементарный маневр.

И пускай их флот стоит, сколько душе угодно. Мы заходим к ним в тыл, а дальше перед нами открыты все дороги. Это, конечно, самый простой вариант, но остальное можно будет подрихтовать уже по ходу пьесы, все равно мы не знаем, что творится в тех мирах. Долго возиться только придется, но время у нас пока что есть. А там уж наверстаем за счет лучшей динамики наших кораблей.

Все склонились над схемой. Идея была не то чтобы бредовой — скорее, неожиданной. Никто никогда не пытался устраивать такие маневры, именно к этому свелись все возражения. Ответ Виктора был прост и логичен:

— Ну и что? Все когда-то происходит впервые и кем-то первым делается. Разве не так? Мы уже не раз творили такое, про что другие говорили «невозможно» — и что? Где скептики, а где мы?

На это возразить было нечего и все-таки народ еще опасался. И тогда Виктор пошел на запрещенный, в общем-то, прием. Спросил: «Вы мне что, не доверяете?» На это народ откликнулся возмущенными вздохами и, хотя сомнения на лицах были по-прежнему, против уже никто не выступал.

Оставалось решить вопрос, что же делать с блокирующим их русским флотом и как скрыть столь нестандартный маневр. Однако на это Виктор тоже ответил просто:

— А я возьму с собой только половину флота. Тяжелые корабли оставлю все вам, для того, чтобы позиции удержать, этого хватит. Сам пойду на крейсерах, с кораблями снабжения, ну и линейные крейсера для огневой поддержки возьму, а вот авианосцы и линкоры мне без надобности будут. А чтобы маневр не засекли — отойду на одно пространство назад, делов-то. Пустим им дезу, что там вторая линия обороны организуется.

— А почему линкоры не возьмешь? — вмешался молчавший до того Анрэ. — У крейсеров все-таки ни брони серьезной, ни оружия…

— У линейных крейсеров и то и то есть, — отмахнулся Виктор. — Мне скорость и автономность важнее, и так транспортов, которые смогут идти с нами, в обрез будет. И потом, мы сейчас в цейтноте, нет времени на разведку, а с чем мы там можем столкнуться, я даже не представляю. Может, придется ноги делать. Может, я вообще не вернусь. Что тогда? Без флота вас оставлять?

И, несмотря на возражения, добавил последний убойный аргумент:

— Я никогда не командовал в бою большим флотом. С сорока-пятьюдесятью кораблями еще справлюсь, а больше — не факт. Загублю все, — и, предупреждая возражения, добавил: — И никого из вас с собой не возьму. Не фиг. На кого я страну оставлю? Ребята, я, может, реально не вернусь. А вам жить, поэтому вы остаетесь. Это — приказ.

Все-таки дисциплина есть дисциплина. Поворчав еще для приличия и нахлебавшись кофе, народ потихоньку начал расходиться. Остался только Айнштейн. Вот с ним-то у Виктора и состоялся наиболее серьезный разговор.

— Александр Павлович, тяни время. Мне надо как минимум два месяца. Крути, как хочешь, хоть спои этого Полякова, но дай мне это время. Если я не вернусь через два месяца — принимай командование и действуй по обстоятельствам. И еще. Боюсь, американцы опять вмешаются. Мне нужны люди, разбирающиеся в их психологии, поэтому О'Салливана и Роммеля я беру с собой.