Шрифт:
Научиться этому искусству оказалось значительно труднее, чем игре в футбол или магнитной географии, особенно если учесть, что осваивать его Руалу приходилось без книг и лекций — только самостоятельно, на практике. И хотя он очень старался, результаты этой «учебы» были не слишком обнадеживающими: поначалу на каждый добытый кредит приходился в лучшем случае один вежливый, но решительный отказ. Не помогали ни рекомендации Нансена, ни собственная известность Амундсена, приобретенная им в экспедиции де Герлаха. И банки, и научные общества не решались вкладывать средства в такое рискованное мероприятие, как полярное плавание, которое могло принести им прибыль лишь через два-три года, а могло и вовсе закончиться трагически, не дав им ничего.
Несколько легче Руалу удавалось договариваться с поставщиками. Те соглашались продавать свои товары в кредит, и на борт «Йоа» постепенно загружались всевозможные ящики, тюки, мешки и жестяные коробки с палатками, одеждой, разобранными санями, пеммиканом, [5] керосином и прочим полярным снаряжением. Через год после начала подготовки на судне было все, что нужно для экспедиции, но за основную часть снаряжения до сих пор не было уплачено, и поставщики все более требовательно намекали Руалу, что могут в любой момент забрать свои товары назад. А возможные кредиторы по-прежнему не спешили рисковать своими капиталами.
5
Пеммикан — это концентрированный питательный пищевой продукт, обладающий малым весом и объемом при максимальном содержании в нем полезных веществ. Состоит из сушеного на солнце, провяленного оленьего или бизоньего мяса, измельченного в порошок и смешанного с растопленным жиром и соком лесных кислых ягод (брусники, черники, лесной смородины и др.). Изобретен канадскими индейцами из племени алгонкинов, употреблявших пеммикан при дальних переходах, военных походах и т. п. С середины XIX в. стал известен в Европе и использовался как стандартная пища-концентрат при всех полярных экспедициях XIX–XX вв.
Амундсен и шестеро набранных им в команду моряков чувствовали, что дальше так продолжаться не может: вот-вот должен был наступить какой-то перелом — либо они смогут достать денег и отплыть, либо экспедиция будет сорвана, но неопределенное ожидание непонятно чего в любом случае прекратится. И, в конце концов, это случилось. Однажды вечером, пригласив к себе всех шестерых подчиненных, Руал обвел их глазами и напряженным голосом сообщил:
— Утром я был у Стенсена. Пытался выпросить у него еще одну отсрочку, но он на меня разве что с кулаками не полез. В общем, мне дали двадцать четыре часа, чтобы заплатить за все или он конфискует свои товары.
Моряки встревоженно переглянулись. Один из самых крупных поставщиков Амундсена имел полное право привести свою угрозу в исполнение. Он вообще проявил себя очень терпеливым человеком: его уговаривали «еще немного подождать» в течение полугода, и до поры до времени он соглашался продлить сроки уплаты. Но надеяться, что его терпение никогда не закончится, было бы глупо…
Члены команды, выслушав эту новость, возмущенно зашумели.
— Так значит, у нас только двадцать четыре часа, чтобы достать деньги? — деловито переспросил штурман «Йоа», Годфрид Хансен. По его лицу было видно, что он уже обдумывает, где еще можно попробовать раздобыть необходимую сумму.
— Уже не двадцати четыре, а тринадцать, — охладил его пыл Амундсен. — К тому же скоро ночь. Парни, я не для того вам это сказал, чтобы вы стали срочно искать деньги — мы с вами и так их доставали везде, где только можно. Я хочу поговорить с вами о другом. Мы можем выполнить условия Стенсена и вернуть ему утром все, что ему принадлежит. Но это будет значить, что экспедиция откладывается еще на несколько месяцев. А скорее всего, как минимум на год, потому что кроме Стенсена есть и другие кредиторы, и теперь они наверняка возьмут с него пример. И новых поставщиков и меценатов нам будет найти еще сложнее — если все узнают, что мы не смогли расплатиться сейчас, нам вообще перестанут доверять. Так что, может быть, мы и вовсе никогда не найдем средства на экспедицию…
Он сделал паузу и еще раз оглядел своих помощников. Годфрид Хансен продолжал напряженно что-то подсчитывать, бормоча что-то на своем родном датском языке. Второй штурман Хельмер Хансен возмущенно сжимал и разжимал кулаки. Машинисты Педер Ристведт и Густав Вик о чем-то спорили вполголоса. Шкипер Антон Лунд сидел молча, опустив глаза и кусая губы. И только неунывающий кок Адольф Хенрик Линдстрем, с которым Руала в свое время познакомил друг Нансена Свердруп, даже теперь оставался спокойным и чуть заметно улыбался. А глаза его были такими хитрыми, словно он уже догадался о том, что Амундсен скажет своим друзьям дальше.
Все они были примерно одного возраста с Амундсеном — кто чуть старше, кто немного младше. Всех он пока еще знал не слишком хорошо: они еще не ходили вместе в длительные плавания, не выручали друг друга в опасных ситуациях, не дрожали рядом от холода и не делили последнюю пачку сухарей. Но по тому, как они смотрели на своего командира — готовые согласиться с тем, что он предложит, и в то же время способные не слепо подчиняться его приказам, а обдумать услышанное — Руал понял, что подобрал себе команду правильно. И что им можно сказать то, что он собирался сказать.
— Парни, — снова заговорил капитан. — Мы можем вернуть все снаряжение и продукты и никуда не плыть. А можем отчалить прямо сейчас, пока нас не хватились, и вернуться через два года знаменитыми. Тогда мы сможем не только расплатиться с долгами, но и принести всем нашим кредиторам гораздо больше денег. Да, меня после этого все равно могут посадить за растрату и побег, но вас никто обвинять не будет — это мое решение, а вы обязаны выполнять мои приказы. И мы в любом случае совершим очень важное плавание и наверняка сделаем много научных открытий. Ребята, я мог бы вызвать вас на «Йоа» и просто отдать приказ к отплытию, но я не хочу этого делать, не хочу вас обманывать. Поэтому пока я не приказываю, а только спрашиваю: вы хотите уйти в плавание прямо сейчас?