Он ехал и думал: еще один ход, еще один удачный ход в бесконечной игре. Но можно ли сказать, что это он сам его сделал? Ведь Тиберия как бы не было на земле в тот момент, когда игра в очередной раз обострилась, и доказательство тому — что он ничего не помнит. Кто-то сыграл за него. Боги ему помогли. Они будут помогать Тиберию всегда. Он — Великий Выигрывающий, и напрасно все ждут его смерти. Он еще поплачет над телом Калигулы, умершего от старости, — вернее, сделает вид, что поплачет, ибо мерзавец не достоин настоящих слез. Мечтаешь стать императором, сынок? Не выйдет. Кто-то неплохо сказал про Калигулу: «Если бы он стал императором, то худшего императора не было бы на свете, но выпади Калигуле судьба сделаться рабом — это был бы самый лучший раб, какого только можно выдумать».

Настроение у Тиберия поднялось, он повеселел. Впереди была жизнь, жизнь! Начиналось лето. Опять ветер будет играть листьями, опять будет сверкать на солнце голубая вода бухты. Ничего нет прекраснее жизни.

Тиберий позволил себе расслабиться и забыть о всяких болезнях. Когда им на пути попался город Цирцеи, где стояли войска, он велел сделать остановку. Захотелось услышать стройное солдатское приветствие, вдохнуть знакомый с юных лет запах, вновь ощутить себя полководцем, готовящим армию к победоносному походу.

Войны не было, но зато можно было устроить лагерные игры. В честь прибытия императора войску был подарен день отдыха. На арене местного цирка каждый солдат мог показать, что умеет. С невысокой, специально построенной для него трибуны Тиберий наблюдал, как воины стреляют из луков, бросают дротики, демонстрируют приемы нападения и защиты.

Кульминацией праздника была охота на кабана. Дикого зверя, выпущенного на арену, подбадривали громкими криками — чтобы он метался в испуге и в него труднее было попасть.

Право убить первого кабана было отдано почетному гостю — императору. Тиберию поднесли связку дротиков, и он подумал, что сейчас удивит всех своим искусством — когда-то он умел метать их без промаха. Давно этим не приходилось заниматься, но ведь руки помнят все, что умели в молодости.

И тут он ощутил, что болезнь возвращается. В левый бок ударила боль, словно в него самого, как в кабана, попал острый армейский дротик. Можно было отказаться от охоты, позвать врача Харикла и уехать туда, где будет спокойно и тепло; там отлежаться и выгнать недуг.

Но показывать слабость перед тысячами жадно ждущих солдатских глаз было неприятно. Тиберий решил, что никто не должен видеть его немощи. Он не колеблясь взял дротик и приготовился к броску, изо всех сил стараясь получше разглядеть кабана, который казался ему каким-то расплывчатым пятном.

Наконец пятно остановилось недалеко от его трибуны. Момент для броска наступил самый подходящий — это угадывалось и по тишине, установившейся в цирке. Солдаты ждали удачного попадания. «Наверное, многие загадали сейчас на мой удар, — подумал Тиберий». Вот уж будут меня ругать, если промахнусь!» Он задержал дыхание, но закашлялся — и как раз в ту секунду, когда рука уже совершала движение.

По цирку пронесся разочарованный вздох тысяч глоток. Тиберий, поняв, что промахнулся, нетерпеливо схватил второй дротик. Кабан будто не понимал, что надо спасаться бегством, — пятно, которым он представлялся Тиберию, все так же мутнело рядом с трибуной. «Убегай, убегай, мерзавец», — мысленно просил Тиберий — кабан, убежав в другой конец арены, дал бы ему необходимую передышку. Но зловещее пятно никуда не делось и после второго броска, и после третьего. Цирк замер, завороженно наблюдая за тем, как костлявый и страшный старик, хрипло вскрикивая, беспорядочно швыряет дротики перед собой — некоторые летели тупым концом вперед, некоторые — плашмя. Кабан давно отскочил в сторону и трусил, похрюкивая, вдоль противоположного края арены, а старик все вскрикивал и кидал дротики, а ему все подносили и подносили новые связки.

Кончилось тем, что Тиберий, согнувшись, выронил последний дротик и повалился, обессиленный и измученный, на скамью. Его тут же подхватили и унесли. После этого солдаты сидели, не зная, что делать, еще несколько часов — пронесся слух, что император скоро вернется и продолжит охоту.

Но Тиберий не вернулся, он опять был без сознания.

На этот раз обморок был недолгим. Очнувшись, Тиберий приказал срочно ехать на остров.

Двинулись дальше. Через день безостановочной езды цель — Соррентский мыс — была уже близка. Но отплытие могло задержаться на неопределенный срок — поднялась непогода, море заштормило, а по высокой волне Тиберий плавать не любил.

Пришлось остановиться, чтобы переждать непогоду, в Мизенах на Лукулловой вилле. Тиберий и раньше в ней частенько останавливался и чувствовал себя здесь как дома. Его опять заставили лечь в постель. На этот раз он не ворчал. Ему было страшно.

Харикл, наверное, и впрямь был искусным врачом: его микстуры и растирания сделали свое дело. Через несколько дней Тиберию стало лучше. Он мог ехать, но погода все еще не позволяла садиться на корабль. Зато можно было, коротая время до отплытия, подолгу сидеть за пиршественным столом.