— А в прописных истинах?

— Опаснее всего.

— Как это?

— Повзрослеешь — узнаешь. Не спеши.

— Попробую. Повзрослеешь, повзрослеешь…

— И в другой раз рев не устраивай, если я тебя оставлю одного.

— А ты не оставляй!

— Это невозможно. Человек должен часто оставаться один. Надо привыкать. Одному хорошо. Одному никогда не страшно.

— Скажи, дед, а правда, что мы — представители великого галактического народа, древнейшей цивилизации, всесильной и могучей?

— Правда! А отчего ты вдруг об этом заговорил?

— Ты же сказал, что одному хорошо, но один — есть один, а цивилизация — все-таки не один! А правда, что мягкотелые хлипаки были нашими предками?

— Правда!

— А правда, что мы стали такими, как теперь, только потому, что нашли в себе силы отказаться от Второго Постороннего Пути?

— Правда! Где ты всего нахватался?

— Мальчишки на Квазарном Дворе болтали… А почему об этом не пишут в учебниках истории?

— Э-э-э, Чадко, там многого не пишут. На все книг не хватит. Жизнь — вот главная книга.

— И все-таки, дед, почему ты меня бросил? Раньше ты никогда так не поступал!

— Я был вынужден это сделать. Я боялся.

— Ты? Боялся?..

— Да. Я.

— Кого же ты боялся?

— Не кого, а за кого.

— Ну, хорошо. За кого?

— Понятное дело, за тебя, малыш.

— За меня?..

— Не удивляйся. Я не был уверен… Я не знал, кого мы увидим… Или что… Вернее, в каком качестве.

— Где?

— На планете.

— Ты говоришь об изыскателе?

— И о нем тоже… А ты очень смышлен.

— Так и должно быть.

— Не хвастайся. Ты еще ребенок.

— Потому и хвастаюсь. Не спешу стать взрослым, как ты, дед. Так что ты подумал об изыскателе?

— Я подумал, что он мертв. А если он мертв, то не нужно лишний раз перегружать твою психику.

— Ты имеешь в виду тот случай, когда мама упала на солнце? Когда она чуть не сгорела? Когда она навсегда потеряла способность сохранять крыл-форму?

— Да. Хорошо, что ее спасли, Чадко. Ты даже не представляешь себе, как… То есть, конечно, ты понимаешь многое, но… Пройдет время, и ты будешь думать об этом совсем по-другому.

— Это очень важно, дед, — думать по-другому?

— Да. Очень. Надо уметь думать по-всякому. Не так, как все. Или, во всяком случае, не так, как принято. Надо хотя бы уметь взглянуть на старые, знакомые вещи по-иному, по-новому. Не каждый это умеет.

— Не каждый?

— Далеко не каждый, Чадко.

— Скажи, дед, Одинокий Охотник думает по-другому?

— Разумеется. Судя по тому, что нам известно о нем, можно сделать такое заключение. Всего мы пока не знаем. Будущее покажет, кто он такой на самом деле и надо ли нам когда-нибудь устанавливать с ним контакт. Возможно, мы узнаем об этом очень скоро.

— Может быть, Одинокий Охотник — это представитель какой-то совсем необычной для нас цивилизации?

— Может быть.

— А я смогу думать иначе?

— Не знаю точно. Но думаю… Вернее, хочу думать, что сможешь. Хотел бы, чтоб смог.

— А кому это надо?

— Прежде всего, тебе, внуча.

— Мне?

— Да, тебе. Не удивляйся так сильно. С годами сам все поймешь.

— Все-все?..

— Ну-у, я не совсем правильно выразился. Все, да не совсем. Не всех. Не каждого.

— А всех — и не надо. Все — это все, а я — это я. Ну, ладно. Лучше скажи, что с изыскателем?

— Он жив.

— Жив? — Да.

— А мне показалось, дед, что он был мертв.

— Признаться, и я сначала так подумал.

— Но ошибся?

— Ошибся, внучек.

— Я не понимаю, дед. Ты же сам мне сказал, что люди никогда не погибают!

— Я не имел в виду Входящих в Человека. Кастеройянам, возможно, еще предстоит пройти долгий путь эволюции… Хотя, кто знает…

— Значит, не все проходят этот путь?

— Нет, Чадко, не все.

— Мне очень жалко этого изыскателя, дед. Мне кажется, ему плохо.

— Ну-у, ему, конечно, не очень-то хорошо!

— Мы можем ему помочь?