Шрифт:
А третий мужчина – он шел дальше всех от берега и отстал от компаньонов – остановился у камышей, которые окаймляли озерцо. Сделал несколько шагов в глубь камышовых зарослей. Он был в сапогах. Под ногами чавкала грязь и булькала вода. Камыши обступили его со всех сторон, отгородив от мира. Сразу стало жарко. Мужик расстегнул штаны и стал справлять малую нужду. Струя звонко ударила в воду. Вдруг он увидел краем глаза какое-то красное пятно. Повернул голову. Метрах в двух от него в воде на боку плавал маленький красный резиновый сапожок. Судя по размеру – детский.
…Двое друзей не успели дойти до причала. Из зарослей камыша как безумный выскочил третий. Лицо его было перекошено.
– Сюда! – заорал он, размахивая руками. – Скорей сюда!
Мужчины развернулись и бросились к нему. Отчим пропавших детей несся впереди. Он уже предчувствовал самое худшее и боялся в него поверить. И молился, чтобы этого худшего не случилось.
– Что?! – выдохнул он, когда подбежал к озерцу.
– Там, – дрожащей рукой указал в глубь камышей его товарищ. На его лице мешались ужас, отвращение и сочувствие.
Отчим вбежал, не разбирая дороги, в камышовые заросли. Вода хлюпала и плескалась вокруг его ног. Брючины намокли. Он вошел в озерцо по голень и тут все увидел. И понял. И без сил опустился на колени, плюхнулся прямо в воду.
Потому что перед ним в озерце лежали два детских тела. Оба – навзничь. Оба были притоплены водой, но сквозь нее были отчетливо видны их белые, запрокинутые кверху, безжизненные лица.
У девочки грудная клетка вся была разворочена. Возле красных лохмотьев внутренностей кормились малюсенькие рыбки.
Мальчик лежал в воде рядом, тоже навзничь. На его теле не было повреждений – только небольшое, с десятикопеечную монету, красное пятно на лбу.
Мальчик и девочка. Брат и сестра. Двенадцати и десяти лет.
Они мертвы и никогда больше не будут живыми.
Стоявший перед ними в воде на коленях отчим схватился руками за лицо, и его тело сотряслось от рыданий.
Двое друзей переминались с ноги на ногу на берегу озерца, с состраданием глядя на согбенную спину несчастного товарища.
После того как были улажены все формальности, подписаны протоколы и милиционеры убыли из разгромленного офиса, Татьяна засобиралась на вокзал. Она поручила Изольде потихоньку наводить порядок и сказала, что скоро вернется.
Вокзал располагался всего в четырех кварталах от работы, и Таня решила не брать машину и пройтись пешком, привести в порядок растрепанные мысли и чувства.
Она шла по тихой улице в тени акаций и размышляла. Таня почему-то не сомневалась: и нападение на офис, и исчезновение Лени – звенья одной цепи. Точнее, одно явилось следствием другого. Но вот что произошло? Что конкретно случилось? Она ломала голову, однако у нее не было абсолютно никаких версий. Она не могла себе даже представить: почему вдруг Леня, тихий, скромный менеджер, стал от кого-то убегать? Стал объектом чьей-то охоты? С какой стати?
Трудно представить человека, более далекого от криминала, большого бизнеса и спецслужб. И, положа руку на сердце, Ленчик ведь такой примитивный! Не умей он иногда подкидывать блестящие рекламные идеи – вообще Иванушкой-дурачком можно было б его назвать. Как он тогда, позавчера, заладил: «Хочу да хочу тебя». И при этом ни слова красивого, ни намека на истинную страсть, ни единого комплимента… Разве такой человек в силах натворить что-нибудь серьезное? Да максимум, на что он способен, – это стащить сырок в супермаркете… Кому он мог помешать? Почему вдруг стал неугоден?
А может, разгадка кроется в его прошлом? Таня вспомнила, что однажды, подвыпив, Леня в ответ на ее вопрос, почему он уехал из Москвы, сказал: «Я сбежал». – «От кого? От девушки?» – спросила тогда Таня. «Хуже», – мрачно покачал головой Леонид и дальнейший разговор замял.
Теперь Татьяна ломала голову: что скрывали те его слова? Что это было? Обычная мальчишеская бравада? Тщеславное мужское желание показаться значительней, чем он есть на самом деле? Или Лене и вправду было кого опасаться в столице? И враги теперь настигли его?
Таня вздохнула. Она надеялась, что посылка, которую Леня оставил для нее в камере хранения, и впрямь, как он обещал в письме, объяснит ситуацию.
Садовникова вышла на привокзальную площадь. Вся она оказалась залита солнечным светом. Подвывая, подъезжали троллейбусы. В них грузились только что прибывшие пассажиры. Публика посостоятельней укладывала сумки и чемоданы в багажники легковушек. Суеты почти не было, особенно если сравнивать со столичной площадью трех вокзалов.
Таня понятия не имела, где здесь находится камера хранения.