Особняк – видимо, до девяносто второго года здесь помещалось тихое советское учреждение – почти не переменился со времен социализма. Внутри он выглядел даже более заброшенным, чем несчастное окраинное НИИ, где держал офис Кривошеев. На полу вытертый линолеум, стены в деревянных панелях с обсыпавшимся кое-где лаком, трещины в потолке. Директор, покойный Брагин, то ли скупился на ремонт, то ли не обращал внимания на запустение. Охранник растолковал, как найти Райтонена. Леся отправилась по длинному пустынному коридору и тут увидела знакомую долговязую фигуру: Борисоглебский шел ей навстречу. Сценарист нес под мышкой пачку бумаг. Он, похоже, издалека увидел Лесю, однако даже виду не показал, что они знакомы. И не успела она включить на своем лице приветственную улыбку, как ее несостоявшийся ухажер метнулся в сторону и исчез за дверями одного из кабинетов.

«Отчего он убежал? – подумала Леся. – Засмущался? Не его стиль… Испугался? Но чего? Побоялся, что скомпрометирует себя знакомством со мной?..»

Наконец, она отыскала кабинеты, где размещалось руководство «БАРТа». В приемной сидела тихая невзрачная мышка лет тридцати (кажется, Леся ее тоже видела на том злополучном вечере в ресторане). Из предбанника вели две двери: одна в кабинет Брагина, другая – к Райтонену.

– Эрик Робертович, – внушительно сказала Леся секретарше, – меня ждет.

– Да-да, проходите.

Кабинет Райтонена оказался отремонтированным. Ничего впечатляющего, обычный евроремонт силами молдаванской бригады. По стилю чем-то похоже на офис Ника, только просторней раз в шесть. И сразу видно, что кабинет с кино связан. Его стены украшали плакаты – видимо, тех фильмов, что сняли в «БАРТе». С одного из них пялилась актриса Манирова. В застекленном шкафу пылились награды с различных кинофестивалей. «Оскара среди них точно нет», – усмехнулась про себя Леся.

Райтонен что-то читал за столом, заваленным бумагами и стопками книг с закладками. Он поднял голову и с недоумением глянул на девушку.

– Я от Кривошеева, – сообщила Леся. – Привезла вам деньги.

– Какие деньги? – сморщился продюсер. Кажется, он и вправду запамятовал.

Лицо Эрика, прекрасное лицо киногероя-блондина, казалось измученным.

– Возврат аванса, – напомнила девушка. – От частного детектива.

– Ах да! Садитесь.

Леся уселась за длинным столом для совещаний – в самое ближнее к продюсеру кресло.

Райтонен вскочил со своего места и несколько раз глубоко втянул носом воздух – будто хотел определить марку Лесиных духов. Потом непоседливо пробежался по кабинету, зачем-то подскочил к окну и посмотрел за жалюзи. Одет он был в белую льняную рубаху апаш и тертые, рваные по всей длине джинсы. На взгляд Леси, более чем смелое одеяние для руководителя, пусть даже киношника.

Наконец продюсер плюхнулся за стол для заседаний напротив девушки и снова шмыгнул носом.

– Ну давай, – бросил он.

– Мне нужно, чтобы вы вернули расписку Кривошеева.

– Ах, расписку!

Райтонен снова вскочил, бесцельно покружил по кабинету, порылся на своем заваленном столе, выхватил пару бумаг, прочел, на ходу смял, бросил в урну… Потом картинно хлопнул себя ладонью по лбу, подбежал к сейфу и достал оттуда искомое.

Пока продюсер метался, Леся исподволь изучала бумаги, валяющиеся на его столе. На титульных листах переплетенных пачек значилось слово «Сценарий», валялись бумажки с заголовком «Список объектов», контракты, видеокассеты с надписями «Рабочие материалы»… И тут ее взгляд наткнулся на одну из бумаг, написанную от руки. Она ее заинтересовала хотя бы потому, что начиналась так: «Распределение ролей к сериалу „Совет да любовь“. А ниже следовал список:

Павел – Миронов (согласится? Какой гонорар возьмет?)

Анна – Гусева

Игорь – Маховиков.

Далее шли незнакомые девушке фамилии.

Однако совсем не тайны мира кино заинтриговали Лесю – а почерк, которым была написана записка. Девушка хорошо запомнила буквы и характерные росчерки из вчерашнего письма, выуженного ею из-под клеенки в ящике с лекарствами.

П очерки совпадали. И письмо, и имена персонажей писал один и тот же человек. «Эх, хорошо бы свистнуть бумажку и провести почерковедческую экспертизу, – мелькнуло у Леси, но она оборвала себя: – А зачем? Даже если выяснится, что почерк один и тот же, – что дальше? Какое отношение письмо на даче Васечки имеет к Райтонену и к убийству Брагина?»

– Вот, получите!

Расписка, издалека брошенная Райтоненом, спланировала на стол прямо перед Лесей.

Продюсер снова плюхнулся на стул напротив нее и шумно втянул ноздрями воздух. Крылья носа покраснели. «Он, случайно, не кокаинист?» – мелькнуло у Леси.

– Давайте деньги! – приказал хозяин кабинета.

Девушка вытащила из сумочки конверт и передала Райтонену. Продюсер небрежно, не пересчитав, бросил пакет поверх горы бумаг и вдруг молвил:

– Ваш шеф скоро разорится.

– Почему? – вырвалось у Леси.

– Для современного бизнеса, тем более детективного, он слишком уж чистоплотен.

Слова продюсера прозвучали как приговор, и Леся, отнюдь не считавшая Ника образцом добропорядочности, не выдержала:

– А вы знаете, что сына Брагина отпустили?

– Это ничего не значит, – сделал отметающий жест Эрик Робертович. – Выпустить из тюрьмы, равно как и засадить в нее, в наше время можно кого угодно.

Он снова глубоко втянул воздух носом.

– А почему вы не хотите, – тихо спросила Леся, – чтобы нашли настоящего убийцу?