Как могут коммунисты вступить в союз с правительством, которое объявляет их государственными преступниками и обходится с ними как с таковыми?

Как может правительство проповедовать в своих органах принципы, которые во Франции рассматриваются как анархистские, поджигательские, разрушающие все общественные устои, — принципы, которым само это правительство постоянно приписывает точь-в-точь такие же свойства?

Нельзя допустить и мысли об этом. Присмотримся же к так называемому коммунизму газеты «Rheinischer Beobachter», и мы увидим, что этот коммунизм весьма невинного свойства. Статья начинается следующим образом:

«При рассмотрении нашего (!) социального положения нам повсюду откроются огромнейшие лишения и настоятельнейшие нужды (!), и мы должны будем признать, что сделано много упущений. Это — очевидный факт и возникает лишь (!) вопрос, откуда все это проистекает. Мы убеждены, что наш государственный строй неповинен в этом, ибо (!) во Франции и в Англии с социальным положением дело обстоит (!) во много раз хуже. Тем не менее (!) либерализм видит целебное средство лишь в представительном строе: если бы, дескать, народ имел свое представительство, он бы сумел облегчить свое положение. Это, конечно, совершенно иллюзорно, но равным образом (!) выглядит в высшей степени (!!) правдоподобно».

В этих строках перед нами сам «Beobachter»{50} во плоти; мы видим, как он в растерянности грызет перо, не зная, с чего начать, раздумывает, пишет, зачеркивает, пишет снова и, наконец, спустя изрядный промежуток времени, производит на свет вышеприведенный великолепный отрывок. Чтобы добраться до либерализма, своего наследственного конька, он начинает с «нашего социального положения», иначе говоря, в точном смысле слова, с социального положения самого же «Beobachter», которое, разумеется, может иметь свои неудобства. Основываясь на крайне тривиальном наблюдении, констатирующем безотрадность нашего социального положения и наличие многих упущений, он добирается, проделав этот путь при помощи весьма шероховатых фраз, до того пункта, где перед ним возникает лишь вопрос, откуда все это проистекает. Однако вопрос этот возникает перед ним лишь для того, чтобы тотчас же вновь исчезнуть. В самом деле, «Beobachter» не говорит нам, откуда это проистекает, он не говорит нам также, откуда это не проистекает, он говорит нам только о том, относительно чего он убежден, что отсюда это не проистекает, и это нечто, разумеется, оказывается прусским государственным строем. От прусского государственного строя он, при помощи смелого «ибо», переходит к Франции и Англии, а отсюда до прусского либерализма остается сделать лишь маленький прыжок, который он без труда совершает, опираясь на по меньшей мере необоснованное «тем не менее». И вот он достиг, наконец, своей излюбленной позиции, откуда он может воскликнуть: «это, конечно, совершенно иллюзорно, но равным образом выглядит в высшей степени правдоподобно». Но равным образом в высшей степени!!!

Неужели коммунисты так низко пали, что их можно считать творцами подобных выражений, подобных классических переходов, подобных вопросов, столь же легко возникающих, как и исчезающих, подобных великолепных лишь, ибо, тем не менее и, в особенности, оборота: «но равным образом в высшей степени»?

Кроме «старого полководца» Арнольда Руге, в Германии немного найдется людей, обладающих умением так писать, и эти немногие — все поголовно состоят консисторскими советниками при министерстве г-на Эйххорна.

Нельзя требовать, чтобы мы занялись содержанием этой вводной части. В ней ничего не содержится, кроме ее беспомощной формы; это просто вход, через который мы проникнем на форум, где наш обозревающий консисторский советник проповедует крестовый поход против либерализма.

Послушаем его:

«Либерализм обладает прежде всего тем преимуществом, что он пользуется более легкой и привлекательной формой сближения с народом, чем бюрократия». (Во всяком случае столь тяжелой и угловатой манерой письма не пользуется даже г-н Дальман или Гервинус.) «Либерализм твердит о народном благе и о правах народа. Но на самом деле он выдвигает народ лишь в качестве пугала для правительства, народ служит ему лишь пушечным мясом в великой атаке на правительственную власть. Завоевание для себя государственной власти — вот истинное стремление либерализма, народное же благо для него — дело второстепенное».

Думает ли господин консисторский советник, что он сказал здесь народу что-либо новое? Народ, и в особенности коммунистическая часть его, отлично знает, что либеральная буржуазия заботится лишь о своих собственных интересах, что на ее симпатии к народу очень мало можно рассчитывать. Но когда господин консисторский советник делает из этого вывод, что, участвуя в политическом движении, народ дает тем самым либеральной буржуазии эксплуатировать себя в ее целях, то мы вынуждены ответить ему: это, может быть, и выглядит вполне правдоподобно в глазах консисторского советника, но равным образом в высшей степени иллюзорно.

Народ, или — если заменить это чересчур общее и расплывчатое понятие более точным — пролетариат, рассуждает совсем по-иному, чем позволяют себе воображать в министерстве по делам культа. Пролетариат не спрашивает, является ли народное благо для буржуа главным или второстепенным делом, желают ли буржуа воспользоваться пролетариатом как пушечным мясом или нет. Пролетариата вовсе не интересует одно лишь желание буржуа, ему интересно знать, чего буржуа вынуждены добиваться. Вопрос заключается в том, что даст ему больше средств для достижения его собственных целей: теперешний ли политический строй — господство бюрократии, или тот строй, к которому стремятся либералы, — господство буржуазии. Достаточно ему сравнить политическое положение пролетариата в Англии, Франции и Америке с его положением в Германии, чтобы убедиться в том, что господство буржуазии не только дает в руки пролетариата совершенно новое оружие в борьбе против самой же буржуазии, но и создает ему совершенно новое положение — положение признанной партии.

Может быть, господин консисторский советник думает, что тот самый пролетариат, который все больше примыкает к коммунистической партии, не сумеет воспользоваться свободой печати и союзов? Пусть он почитает английские и французские рабочие газеты, пусть он хоть раз только посетит чартистский митинг!

Но в министерстве по делам культа, в котором редактируется «Rheinischer Beobachter», существуют совершенно своеобразные представления о пролетариате. Эти господа полагают, что имеют дело с померанскими крестьянами или с берлинскими поденщиками. Они воображают, что достигли высшей ступени глубокомыслия, когда вместо panem et circenses{51} обещают народу panem et religionem{52}. Они внушили себе, что пролетариат жаждет помощи, и не допускают и мысли о том, что он ни от кого не ожидает этой помощи, кроме как от самого себя. Им и невдомек, что пролетариат одинаково хорошо постигает как истинный смысл, заключенный во фразах господ консисторских советников о «народном благе» и о тяжелом социальном положении, так и смысл подобных же фраз либеральных буржуа.