Надо сказать, что ни наши агенты, работающие в двадцать первом веке, ни аналитики, систематизирующие их донесения, ни мы с величеством не считали ситуацию там столь безрадостной, как я ее обрисовал Кобзеву. Во-первых, и среди власть имущих не все были козлами, упивающимися любой возможностью продемонстрировать свою крутость перед быдлом. Просто в силу своей сущности подобные сразу бросались в глаза. Так уж устроено человеческое восприятие. Представьте себе небольшую толпу, человек в десять, перед которой прыгают и выделываются два представителя семейства полорогих отряда парнокопытных. Что вы потом расскажете об этой картине? Думаю, большинство ограничится констатацией «ну и козлы!». Немногие педанты уточнят про наличие там еще и людей. Потому как люди заняты более важным делом, чем тупое самоутверждение за счет окружающих, и не стараются специально привлечь к себе внимание. Они вдумчиво делят откаты.

Кроме того, и реакция той части народа, которой сложившаяся ситуация активно не нравилась, тоже помаленьку менялась. Еще несколько лет назад основная часть недовольных просто и незатейливо сваливала за рубеж, то теперь начали проявляться и настроения как-то бороться за улучшение жизни и здесь. Впрочем, отчасти это было связано с тем, что последнее время тот самый зарубеж начал терять свою привлекательность — больно уж много стараниями тамошних властей в нем развелось всяких арабско-турецких иммигрантов, своих «афроамериканских» люмпенов и просто пидоров всех мастей. Причем все это происходило на фоне усиления маразма, который по неясным причинам почему-то назвали политкорректностью. Одно только вымарывание слова «негр» из книг Марка Твена чего стоит! Честное слово, я не удивлюсь, если бывшего терминатора, а ныне губернатора Калифорнии заставят сменить фамилию на «Шварцафроамериканер».

Однако стратегическая линия нашей политики в отношениях с тем миром пока еще не была до конца определена. Для ее выработки нам требовалась достоверная информация, если и не с самых верхов, то по возможности из близких к ним кругов. И я в ближайшее время собирался представить на утверждение величеству план, когда работающие там наши специалисты станут жертвами неспровоцированной агрессии. Естественно, охраняющие их девушки такого не потерпят и проявивший ее окажется у нас. Где «среди него», понятное дело, тут же проведут серьезную воспитательную работу, на время которой мы воздержимся от открытия порталов. Господа Ли утверждали, что в самом сложном случае им потребуется не больше десяти дней, но я еще в молодости твердо усвоил правило, согласно которому для успешной реализации пусть даже самого продуманного плана потребуется в пи раз больше времени, чем это предполагалось поначалу. Так что через месяц с хвостиком по нашему времени и через сколько-то там миллисекунд по ихнему объект будет возвращен, а Гоша в случае каких-либо вопросов выразит умеренное недоумение: мол, чего это ваши засранцы ни с того ни с сего наезжают на наших людей? Мы, скажет он, им даже немножко объяснили про то, как это нехорошо, вы уж извините.

Однако имелась определенная надежда, что это дело можно будет провернуть и незаметно для властей, но для успешной реализации задуманного требовались две вещи. Первая — правильный выбор объекта, то есть он должен быть сволочью. И, так сказать, безупречная стихийность последовавшего за этим выбором действия. Я уже оценил предварительный план Танечкиных девочек, понаблюдал за натурными репетициями и пришел к выводу, что все вполне может получиться. И уж не так, как у спецслужб того мира! Нет, наверное, в каких-то случаях они наверняка что-то проворачивали, и хорошо. Но далеко не всегда — типичный пример произошел совсем недавно. Молодежь как-то раз собралась возмутиться выходящей за всякие рамки продажностью милицейских чинов, и было принято решение выдать это дело за выступление нацистов. Но чин, которому все было поручено, даже не стал напрягать мозги, и в результате лица, громче всех кричавшие «Хайль», призывавшие перебить всех нерусских и лезшие под объективы прессы со вскинутой в фашистском приветствии рукой, вскоре были опознаны как сотрудники чина-халтурщика, а самый главный и вовсе оказался его племянником. Да если бы у нас не то что ДОМ или шестой отдел (про это и разговора быть не может), но даже полиция ухитрилась провести какую-нибудь операцию столь халтурно, то я, пожалуй, так сразу не взялся бы предсказать судьбу виновных. Ясно одно — она была бы крайне незавидной и весьма поучительной.

Ну а в планируемом случае ситуация должна была развиваться следующим образом. С Никоновым уже согласовано, что мы приглашаем к себе одну пенсионерку с мужем. Не совсем простую, естественно, а доктора биологических наук, специалиста по генной инженерии. И по дороге от их квартиры до нашего посольства на Даниловской случатся сразу две неприятности. Во-первых, мужу станет плохо. Во-вторых, именно в этот момент произойдет небольшое ДТП, которое отсечет машину сопровождения, приставленную к нашим никоновской конторой. Тем временем «жигуль» с потерявшим сознание мужем резко свернет на единственное место, где тут можно припарковаться, а это будет стоянка перед рестораном, куда по вечерам любит заезжать выбранный нами чиновник. Естественно, единственное свободное место держат для него, «жигуль» влетит туда буквально перед носом правительственной БМВ, и водитель начнет оказывать первую помощь мужу пенсионерки. Понятно, что ресторанный персонал попытается как-то это дело пресечь, но его мягко и незаметно придержат. Тогда в дело вступит охрана приехавшей поужинать шишки, ну а дальнейшее — это уже чисто технический вопрос. А для уточнения отдельных его деталей и придания тренировкам большей натуральности недавно через Никонова нами был куплен БМВ. Петр Сергеевич даже несколько удивился — неужели у нас началось что-то вроде либерализации и кому-то из высшего чиновничества будет позволено ездить на такой машине? — но мне пришлось его разочаровать.

— Нет, — объяснил я, — у нас в этом отношении все по-прежнему, то есть использование государственными служащими иномарок рассматривается как преднамеренное оскорбление державы. А этот бумер предназначен моей жене. Ведь она у меня недавно устроилась работать ирландской королевой, и вот там езда на российском авто не очень оправдана в политическом плане. Незачем давать пищу для измышлений всяким демагогам, что-то вякающим о якобы имеющей место зависимости недавно завоевавшей себе свободу страны от России.

Разумеется, я говорил чистую правду — впрочем, как и практически всегда. Только умолчал о том, что до отправки в Ирландию эта машина послужит объектом для тренировок по быстрому и незаметному прицеплению к ней крюка с тросом, другой конец которого будет привязан к танку «крыса». Но оправданием мне может служить простой факт: о таких подробностях Никонов меня и не спрашивал.

Так вот, пока я занимался всей этой тихой административной деятельностью, а приехавший в Гатчину Кобзев уже начал работы по восстановлению вывезенной из забайкальской тайги установки, оставшийся в Москве Кисин явно решил, что период его адаптации в новом мире завершен, пора выходить, так сказать, на большую дорогу. И вступил в партию анархо-коммунистов, то есть кропоткинцев, ячейка которой имелась и на Метрострое.

Все рождественские каникулы Виктор Иванович готовился к общемосковской конференции анархистов, которая должна была состояться в середине января. Подготовка проходила в муках. Во-первых, у Кисина практически не было никаких материалов. Ни решений вышестоящих органов, ни разъясняющей бумаги из райкома, что всегда приходила перед каждой дискуссией в том мире. Даже полного собрания сочинений отца-основателя, то есть Кропоткина, и то не имелось! Откуда брать цитаты? Наличествовали только три статьи на русском языке и одна на французском, толку от которой — как с козла молока. Ибо единственная фраза, которую Виктор Иванович мог хоть как-то произнести на языке Бальзака, представляла собой «месье, же не манж па сис жур». Потому как в том мире у Кисина имелся видеомагнитофон и в числе прочих наличествовала кассета с «Двенадцатью стульями».