– Ваньку не валяй, – строго сказал первый.

– Мы за бабу-дуру не отвечаем, – заметил третий.

– Как хотите, пацаны, но я ни фига не понимаю, – сказал я решительно. Они переглянулись.

– Расскажите толком, по порядку, – попросил я.

И они рассказали. Если опустить нецензурщину, служащую связующими словами и средством выражения негативных эмоций (а она заняла по объему едва ли не половину рассказа), картина вырисовывалась следующая.

Однажды, а конкретно, тридцать первого декабря, днем под Новый год, первый из них (его звали Володей) склеил в баре девку-москвичку. Баба была сочная, добрая, на контакт пошла с охотой. Но когда дошло до дела и Володя конкретно предложил сниматься с якоря в баре и шхериться в его номер, вдруг началось натуральное динамо.

Динамо получилось не простое, а с вывертом. Девка стала просить Володю, для начала, разобраться с одним мужиком. Сказала, что тот москвич и тоже отдыхает здесь. Предъява у нее к нему была такая: он ее сильно обидел, и она желает с ним поквитаться. Нет, замочить не просила. Но вот отметелить – да. Руку-ногу сломать. Почки там, типа, отбить. Или чтоб он половины зубов недосчитался. Или, к примеру, глаза. А вот когда, сказала девка, Вова ее условие выполнит, она и в любовь с ним поиграет, да еще и заплатит – тысячу швабриков. Ну, он послал ее, конечно. Кругом девок нормальных, без закидонов, полно.

– А она, эта девка, сказала, как ее звать? – спросил я.

– Сказала. Светкой.

Вот это да!.. Неужели наша заполошная, восторженная Светка заказала Вадима? Причем попыталась найти исполнителя в лице качка-провинциала в баре? Что-то не похоже на студентку-юристку… Да и с какой стати она вдруг окрысилась на Сухарова?

– Ваша баба? – спросил у меня второй. – Знаешь такую?

Я пожал плечами.

– Ваш Володя ж у нее документов не спрашивал, правда? Назваться Светой любая могла.

Братки переглянулись и молчаливо со мной согласились. Однако история на том не кончалась. Володя продолжил свой рассказ.

Вчера эта девка, с понтом Света, утром снова появилась в том же баре и как ни в чем не бывало возобновила хиханьки-хаханьки.

– Вчера? – перебил я. – А во сколько?

– С самого утряка, – заметил Вова, – часов в двенадцать, я первый сюда зарулил, никого наших еще не было.

И после третьего коктейля эта с-понтом-Света опять завела все тот же базар, что хочет проучить мужика, который ее, типа, обидел. А он, Володька, в этот раз сделал вид, что повелся на предложение прибабахнутой москвички. Решил с ней поиграть. «А что, – спрашивает, – за мужик, кого ты хочешь отметелить? Как звать, как выглядит?» Она ему фотку и предъявила. «Где его найти?» – «А он, – говорит девка со смехом, – у нас из коттеджа не выходит». – «Тебя, что ль, боится?» – «Не, – скалится она, – он у нас лежачий. Нога у него сломана». – «Ты ему, что ль, сломала?» Та ржет: «Может, – говорит, – и я, да только мне этого мало».

Короче, Вова прикинулся, что готов заказ москвички выполнить. Для смеха и чтоб попутно девку на секс все-таки развести. «Поехали, – грит, – покажешь, где дом, в котором мужик отдыхает». Сели они с киской в его тачилу и отправились смотреть на больного.

– Во сколько это было?! – не удержался от восклицания я.

– А ты че, хочешь меня финским крысоловам сдать? – подался ко мне Володя. Выглядело довольно устрашающе.

– Нет, думаю, может, ты настоящего убийцу видел. В окрестностях домика. – Голос у меня в тот момент не дрогнул, хотя вполне мог бы.

– Я. Никого. Не видел, – раздельно и очень внушительно молвил гоблин.

По его хмурому лицу, а также по серьезным фейсам его спутников я понял, что даже если он заметил вчера что-то неладное близ Вадимова коттеджа, мне точно не скажет.

– И упаси тебя бог здешним мусорам о Володьке барабанить, – предупредил второй стриженый. От его угрозы потянуло холодком. Ледяным таким, могильным.

– Я все понял, – насколько мог спокойно ответил я. – Но мы сами, в своей компании, хотим разобраться, кто Вадима грохнул.

– Это НЕ Володька, – внушительно проговорил второй.

– Я это понял, – повторил я. – Иначе вы бы мне ничего не рассказывали, правда?

Гоблины переглянулись. Мой ответ, кажется, устроил их.

– Но ты мне главного не сказал, – с усмешкой обратился я, осмелев, к Володе. – Тебе эта баба наша в конце концов дала?

– А ты что, сам на нее поддрачиваешь? – гыгыкнул стриженый. – Может, дала, а может, и взяла– тебе что за интерес?

– А коттедж Вадимов она тебе как показала?

– Из окна тачилы. Мы мимо проехали. И еще сказала: будешь его метелить, в конце произнеси одно слово: «Марфа».

– Марфа? А что это значит?

– А я знаю?

– И что дальше было?

– Много вопросов задаешь, – предупредил Володя. – Я ее высадил на трассе, у бензоколонки.

– Как плечевую, – хрюкнул второй гоблин.

– Да, как плечевую, – подтвердил с ощутимым презрением Володя. – Времени было полтретьего. Мочить я, само собой, никого не собирался. И дура эта ваша московская мне настошиздила.