Потом оторвалась от меня, села ровно и закрыла лицо ладонями. Повторила глуховатым голосом, с оттенком отчаяния:

– Боже мой, как же мне страшно!

– Мы уже никуда не едем.

Она горько усмехнулась, но ничего не ответила.

Я сидел как истукан и ровным счетом ничего не предпринимал. Здесь и сейчас все решать должна была она. Наконец Горелова сказала:

– Выйди, погуляй пять минут. Только не кури там без меня. И включи здесь печку посильнее.

Я выполнил все ее указания. Предчувствие затуманивало мне мозг.

Движок мерно урчал, кондиционер нагнетал в салон горячий воздух. Приятно было иметь дело с женщиной, которая – в отличие от Леси – сама знала, чего хочет.

Я отошел вперед по дороге метров на двадцать, оглянулся. В тумане не стало видно даже силуэта машины. Слышалось только легкое урчание мотора да откуда-то снизу шум текущей воды. На секунду мне вдруг представилось, как Женя перебирается в водительское кресло и бьет по газам, оставляя меня здесь одного. Перспективка не сильно обрадовала, но потом я подумал, что, во-первых, ничего страшного: за час-полтора я вернусь назад, хотя бы даже и в тумане. А во-вторых, куда Горелова сможет удрать, со сломанной-то ногой: коробка у меня механическая, вряд ли она сможет отжимать сцепление. Выждав еще пару минут сверх предложенных пяти, я вернулся в свой лимузин.

Когда я открывал водительскую дверь, зажегся свет в потолке, и я увидел прекрасную картину. Переднее сиденье было разложено до горизонтального положения (за такую возможность я тоже люблю свою «хондочку»). Женя лежала в кресле навзничь, совершенно нагая. Когда зажегся свет, она закрыла глаза сгибом локтя и сказала: «Иди сюда, быстро!..»

…Потом мы лежали рядом, и я даже дал слабину: разрешил нам обоим курить в моей машине. Внутри было жарко натоплено – и от холода, тумана, одиночества и безмолвия, царивших снаружи, становилось особенно уютно.

– Мне это было очень нужно, – сказала Женя чуть извиняющимся голосом.

– Мне тоже, – усмехнулся я.

– Я не думаю, что это что-то значит для тебя и для меня, для нас обоих, но… Но, если честно, мне очень понравилось.

– Мне тоже. – Я не покривил душой.

– Я надеюсь, ты не станешь распространяться о своей победе?

– Не стану.

– Мне бы хотелось… Когда-нибудь… Может быть, повторить… Потом – когда жизнь войдет в свою колею…

– Замечательно, вот вернемся в Москву…

– В Москву… – с непонятной интонацией произнесла Женя. А потом вдруг, казалось, решилась: – Я тебе хотела рассказать кое-что… Только обещай, что ты никому…

– Я же уже обещал.

– Нет, я о другом. Мне просто не с кем поделиться.

– Хорошо.

– Нет, пожалуйста, пожалуйста, – на ее лице вдруг выступили слезы, – пообещай, что все это умрет между нами!..

– Ну, хорошо.

– Не «хорошо», а обещай!

– Обещаю.

– Никому-никому, особенно этой твоей волкодавше Лесе!..

– Ладно, торжественно клянусь.

– Я все пытаюсь понять и объяснить: почему? Что это могло быть? Я спрашивала его, и он сказал, что ничего подобного не было, мне просто приснилось. Я говорила с ним, и очень серьезно, а он только злится…

– Не понял: что случилось? Муж изменил тебе прямо на твоих глазах?

– Хуже, – глухим голосом сказала она. – По-моему, много хуже.

– Так что же?

Она схватила меня за руку. Крепко сжала.

– Если ты расскажешь!.. Берегись!

– Хватит уже предисловий!

– Ладно… Вчера, когда убили Вадима… Мы с моим мужем пообедали, занялись сексом – нет, это было не так, как с тобой, а гораздо хуже, правда… Но мы все равно заснули… Я спала крепко… И вдруг я проснулась… Уже были сумерки… Смотрю: а его нет… Выглянула в окошко: он идет… Какой-то понурый… Приходит, раздевается, ложится рядом. Я его спрашиваю: «Где ты был?» Он: «Гулял. Давай спи»… А потом, минут через пятнадцать, вернулась эта твоя Леся… А потом и ты ворвался с криком: «Убили!..»

Она прижалась лицом к моей груди. Ее волосы щекотали, а лицо было мокро от слез.

– Я его спрашивала потом, где он был… Он молчит… Говорит, что мне просто приснилось… Что он все время был со мной… Но я же не сумасшедшая! Я ясно видела, как он идет по улице! Как раздевается!.. Снова ложится рядом!..

Она села на кресле и прикрылась своим пуховиком.

– Не надо было мне это говорить… – Женя помотала головой. – Не надо. Но я болтушка по природе, а такое держать в себе просто невозможно… И учти, – глаза ее недобро засверкали, – если ты вдруг начнешь трепаться, хоть кому-то словечко скажешь, я буду все отрицать. Отрицать – все! Ничего не было, понял?!. А сейчас… Сейчас выйди из машины, пожалуйста… Мне надо одеться… Что-то мы загуляли… – докончила она с нервным смешком.