— Нет, этого нельзя. Обе договаривающиеся стороны должны быть налицо.

Я пошел следом за посредником в прихожую, твердо решившись не произносить ни одного слова, иначе как отвечая на вопрос посредника, что бы ни говорили крестьяне.

Дверь в сени была отворена, и там, из-за плеч стариков, собравшихся в передней, тоже виднелись крестьянские головы помоложе. Влево, около сельских властей, стоял знакомый нам дворовый, ожидавший от мира решения своей участи.

— Прежде всего, — начал посредник, — надо нам покончить с ним. Вы знаете, ребята, что этот дворовый получил теперь усадебную землю? Согласны ли вы принять его и дозволить ему поставить на деревне избу?

Мертвое молчание, сопровождаемое переминанием с ноги на ногу и тяжелым забиранием в себя духу.

— Ну ты что скажешь? — обратился посредник к первому, ближе всех к нему стоящему.

— Как люди, так и мы.

— Ну, а ты?

— Как люди, так и мы.

— Постойте! — обратился он снова к первому. — Люди-то не какие другие сторонние, а все вы же. Ты, другой да третий — вот и люди. Ты-то что ж? Не человек, что ли? Я хочу знать, что ты думаешь? Ну, что ты скажешь?

Спрашиваемый совершенно растерялся.

— Да я-то, батюшка, ваше высокоблагородие! Я-то, — лицо старика приняло мягкое выражение, — я-то бы и Бог с ним. Что ж.

— Стало быть, ты согласен?

— Да я-то, Бог с ним, пусть его.

— Ну, а ты?

— Да и я что ж? Бог бы с ним, то есть право…

— И ты, значит, согласен. А ты? — обратился посредник к третьему. Третьим, случайно или не случайно, стоял сельский староста. Он поднял на посредника свои серенькие глазки, мгновенно засверкавшие злобой, и, не поднимая рук, оттопырил в сторону кисти с разогнутыми пальцами.

— Что ж, коли некуда, негде, — пропищал он.

— Если к барскому двору негде, так к концу деревни дайте место — к выгону.

— Помилуйте, да там гамазея, часом от него да и гамазея слетит.

— Да зачем же так близко к магазину?

— Помилуйте, коли негде, некуда.

— Ну, да тебя не переговоришь. А ты что скажешь, следующий?

— Я бы, я бы, коли, коли негде. — А ты?

— Коли негде.

«Коли негде», без всяких вариаций, пошло слева направо и дошло до дверей.

— Ну, а вы там? — крикнул посредник в растворенную дверь сеней. — Входите сюда.

Стоявшие в сенях стали по одному переваливаться через порог, кланяясь и произнося: «Коли негде».

При последнем «Коли негде» посредник махнул рукой, сказав:

— Это ваше дело! А теперь поговорим о том, зачем пришли.

— Точно, батюшка! Точно так! Так точно, ваше…! — поднялось разом со всех сторон, и посреди всего этого послышался пискливый голосок сельского старосты:

— Только, воля ваша, ваше высокоблагородие, нам эта земелька не подходящая. — И за тем новое эхо:

— Она, то есть земелька-то, оченно того.

Дело радикально портилось, выходя снова на дорогу бесконечных претензий.

— Постойте, постойте! — крикнул посредник. — Все это не мое дело. Мое дело сказать вам вот что. Царь дал вам волю, а теперь делает вам милость, помогает вам выкупить ваш надел. Вы будете ваш неполныйоброк платить 49 лет в казну. А после этого земля будет ваша.

— Знаем, батюшка! Слышали.

— Вот вы теперь и говорите дело: согласны вы идти на выкуп той земли, которая вам теперь отрезана, «не считая неудобной»?

— Нечего пустое говорить, — крикнул седобородый приземистый старик, выдвигаясь грудью вперед и отмахиваясь назад растопыренною пятерней правой руки. — Согласны, батюшка.

— Согласны, согласны! — пронеслось в толпе.

— И на наемку остальной земли согласны?

— Согласны! Много довольны!

— И не допускать водочной продажи согласны?

— Ну ее! На что она нам? Да пропади она!

— И на добавочную уплату в три года?

— Согласны, батюшка!

— Стало, и толковать нечего, вот вам письмоводитель прочтет все бумаги в волости, а вот и старшина и еще грамотники, кому хотите давайте руки и ступайте подписывать бумаги.

— Слушаем, батюшка! Покорно благодарим! — И повернувшись к сеням, толпа, один за одним, стала, стуча коваными сапогами и толкаясь в дверях, выходить на двор. Дело было кончено.