Шрифт:
— И что же, к нему идут за всем этим?
— А почему не идти, он ведь не откажет… Крестный!
— А он крестил всех их?
— Нет, он крестный не в этом смысле. Крестный в смысле наставлять на путь истинный, помогать, приходить на помощь в трудную минуту. Понял, Коля?
— Понял.
— Тогда чего притих?
— А… Крестный — это не так плохо. Я бы хотел быть Крестным…
Сережа не ответил, только теснее приник к прохладной коже дивана.
Трудно сказать, как долго бы длилось это молчание, если бы вдруг не разбушевался дверной звонок. Видно, он сорвался с какого-то своего штыря и пошел воевать: дзинь-дзинь.
Сережу будто вихрем подхватило и бросило к входной двери.
— Так это же батя! Я услышал его голос!
Тамбиев бросился вслед. Он ничего не мог понять. Каким чудом Сережка услышал голос Бардина? Но теперь и Тамбиев слышал этот голос.
— Ну, отодвинь ты эту бисову задвижку! — стонал за дверью Бардин.
Да, это был Егор Иванович. Значит, в тот час, в тот добрый час, когда Николай и Сережка вспомнили Егора Ивановича, полагая, что он далеко, бардинский самолет был уже где-то над Рязанью.
— Ну, сынок, отопри!
Видно, дверь была уже давно отперта, просто Сережка не догадывался взять ее на себя. Сейчас ее подтолкнул ветер. Верно, Бардин! Истинно, из тропического пекла, по медно-красному лицу бегут капли пота.
— Теперь вижу, дело пошло на поправку! — закричал Бардин и кинулся к сыну. — Вижу, на поправку!
Но Сережка уже уперся острыми локтями в грудь отца, прохрипел недовольно:
— Кончай, батя. Кончай.
— Как там дядя Яков? Небось вымахал в командира бригады? — спросил Бардин и, выпустив сына из объятий, сдавил руку Тамбиеву повыше локтя.
— Бригады! Что-то берешь мало. Армией командует!
— Это где же, под Калинином или подо Ржевом?
— Был подо Ржевом, да ныне, говорят, на Дон подался.
— На Дон? А ты ему на подмогу?
— Дед говорит: «И хочу подсобить, да подсобилка не вышла». Куда мне!
— Жив, Сережка! — трахнул Бардин могучим кулачищем сына по спине. — Ну, иди сюда, не робь.
— Вот ведь развоевался, батя! Я говорю, кончай.
Пока препирались сын с отцом, Тамбиев улучил минуту и сбежал. Через парк вышел к берегу Москвы-реки, пошагал к Крымскому мосту. Шел, думал: «Как они там, у Второй Градской? Замкнулись в молчании или начали разговор, тот самый, к которому готовились все это время?..»
75
Сережка знал не все. Яков Бардин действительно получил назначение на Дон, но отправлялся туда только теперь.
Штабной биплан, чьи крупные заплаты на крыльях не обнаруживались по той причине, что дважды в году он красился и перекрашивался, преодолевая сырой, круто замешанный на дожде и снеге ветер, примчал Якова Бардина на аэродром в Быково. Здесь Якову Ивановичу предстояло пересесть на транспортный «Дуглас», вылетающий с рассветом в Новохоперск, откуда он должен был уже на машине добраться до Старого Мамона, где дислоцировалась его армия.
До отлета оставалось часа три с половиной, и он, зная, что Наркоминделу в это время суток положено бодрствовать, позвонил и был не очень удивлен, когда услышал в телефонной трубке голос Егора.
— Если хочешь видеть брата, вот тебе десять минут на сборы — и айда в Быково, — сказал Яков. — Опоздаешь, кори себя до скончания дней: был у тебя брат Яков…
— Погоди, это вроде эпитафии на могильном камне. К чему бы? Есть причины?
— Есть. Сережка еще у тебя?
— Да, последние пять дней.
— Я жду тебя.
— Еду.
За ночь забелило Подмосковье, да и обширное поле, с которого с рассветом должен был взлететь «Дуглас», было белым-бело. Если быть точным, снежное поле было лиловато-синим, мерцающим, под цвет неба, которое сейчас освобождалось от туч. И оттого, что полоска неба на горизонте стлалась у самой земли и казалась тонкой, небо вдруг приподнялось и было, как никогда, высоким.
Братья сейчас стояли посреди этого просторного поля. Они точно специально забрели сюда, чтобы сказать то, что намерены были сказать.
— Ты полагаешь, что сорок второй кончился? — спросил Бардин брата. — Для них кончился? — Он кивнул на тонкую полоску леса, там был запад, там были немцы.
— Для них, пожалуй, — ответил Яков.
— И они могут быть довольны тем, что успели в сорок втором?
Яков молча прошел дальше. Егор поотстал, желая взглянуть на брата издали. Рослая, не столько складная, сколько могуче-угловатая фигура брата была точно врезана в бледно-синий лист поля. Бардину нравилось смотреть на брата. Была в брате свойственная военным сдержанная сила.