Шрифт:
— Да, шагнуть дальше, до Днепра, хотя это уже утопия, не так ли? — про утопию Тамбиев сказал на всякий случай — просто дал шанс Бардину выйти из положения.
— Утопия, утопия!.. — воодушевленно подхватил Бардин — его воодушевление было прямо пропорционально его осторожности; сказав «утопия», он точно говорил Тамбиеву: «На этом разговор заканчивается — точка».
«Виллис» все еще шел открытой степью. Ветер дул теперь в правый борт машины.
— Повлажнело маленько, видно, Сейм где-то рядом, — сказал Яков. — Сколько у тебя на часах? — обратился он к водителю. — Два есть?
— Без пятнадцати, — ответил тот.
— Значит, рассветать начнет скоро.
Машина стала забирать все выше — холм был пологим и невысоким, но заслонил добрую половину степи. До вершины холма оставалось еще достаточно, когда показалась встречная машина. Как ни темно было небо, ее черный квадрат был сейчас хорошо виден.
— Кто это еще? — спросил Яков у водителя.
Тот помолчал, очевидно дожидаясь, когда машина подойдет ближе.
— Не иначе, Крапивин, — заметил водитель. — На радиаторе попона, другой такой машины нет. — Водитесь пригнулся, не отрывая глаз от приближающегося «виллиса». — Ну конечно, он становится на обочину.
— Ставь и ты, — сказал Яков и, не дождавшись, пока машина остановится, открыл дверцу.
— Крапивин, — повторил водитель, когда два человека, массивный и сдержанно-неторопливый Бардин и широкий в плечах и короткорукий Крапивин, приблизились друг к другу.
Наверное, у водителя было искушение придвинуть машину к говорящим, но он не посмел. Ветер тянул в сторону, и слов говорящих не было слышно, хотя, судя по всему, случайный разговор на дороге был весьма живым. Правда, Бардин, как обычно, был чуть-чуть скован и больше слушал, чем говорил. Зато Крапивин, казалось, был увлечен беседой. Короткие руки командарма с тяжелыми кулаками часто вздымались над головой — в жестах командарма была некая окончательность.
Бардин возвратился минут через десять, и машины разминулись, каждая пошла своей дорогой.
— Крапивин говорит, что его армия полтора часа назад начала форсировать Сейм, — произнес Бардин, как бы рассуждая вслух. Ему хотелось, чтобы об этом знал Тамбиев, но по какой-то только ему известной причине он не хотел этих слов адресовать прямо Тамбиеву.
— Если начали форсировать Сейм, то без «адмирала» Бардина там не обошлось? — спросил Николай и тут же упрекнул себя. Может быть, и надо было спросить об этом, но не так в лоб — вопрос не в духе Якова.
— Крапивин говорит, что танки пошли бродом, который отыскал Бардин, под огнем отыскал, — произнес Яков все тем же тоном, не обнаруживая ни удивления, ни радости.
— Под Клином я видел Сергея, — сказал Тамбиев осторожно, очевидно давая понять, что хорошо было бы молодого Бардина повидать и здесь.
— То Клин, а то Курск — разница! — хмыкнул Яков. — Он, Сергей, небось уже за Сеймом, далеко за Сеймом…
Ответ не оставлял сомнений — на этот раз Тамбиев не увидит Сергея.
43
Где-то впереди немец подвесил с полдюжины ракет и осветил поле. Машина прибавила скорость и как бы причалила к роще, что возникла впереди. Немец бомбил. Самолеты ушли, а «фонари» все еще висели над степью, нехотя снижаясь, опускаясь в степь, как в воду. Ветер вдруг стал теплым, как из русской печи, пахнуло горячей золой. Но так было недолго. Машина вошла вновь в открытую степь, и ветер словно остыл. Машина стремилась навстречу утру, становилось все свежее, хотя тьма была еще густой, быть может — предутренняя тьма; говорят, что последний час перед рассветом самый темный.
Из-за поворота опять вылетел «виллис», потом второй, третий. Их будто выпустили из пращи — только ветер взвизгнул да обдало пылью пополам с песком. И по знаку, незримому, а может, неслышному, машины остановились, остановились, судя по звуку, разом. Этот звук ухватил и водитель стремительной бардинской машины — притормозил и подал машину назад, — кто-то уже шел к ним.
— Бардин? Нет, ты послушай и меня! У бригады свои колеса, и дай им волю. За ночь вон куда бы могла уйти бригада…
Сейчас была видна только спина человека и широко расставленные ноги. В том, как человек встал перед Бардиным, глядя на него в упор, сказывалась сила. Он встал перед Бардиным, будто готовился для удара. В его коренастости, в широко расставленных ногах, в наклоне фигуры, в самой посадке головы, заметно массивной, Тамбиеву чудилось что-то очень знакомое.
— У бригады свои колеса, и иногда надо не очень давить на тормоза! — произнес человек и не без труда сдвинулся с места; пока стоял он, точно врастал в землю, поэтому нелегко ему было сдвинуться.
Слов вышедшего ему навстречу Бардина не слышно, но видно, что у него свое мнение. К тому же то, что знает Бардин, человек, стоящий перед ним, может еще и не знать.
— Бомбят?.. Переезд?.. Но где мы возьмем еще ночь? Осторожность хороша, когда есть еще и действие! Что?
Нет, Бардин не сдается — сила пошла на силу.