— Три медяхи, — сквозь зубы процедил торговец.

— Что так дорого? — возмутилась бабка. — Три медяхи! Да она и одной не стоит. Пошли отсюда, отроче…

— Хорошо. Две.

Остановившись, ведунья незаметно подмигнула Твору, бери, мол.

— У меня только ногата, — предупредил он. Смерд усмехнулся:

— Уж найду, чем сдачу дать.

— Сдачу всю мне! — встряла Каргана.

— Потом, — твердо заявил Твор. — Держи лучше курицу, да смотри не упусти.

— За собой смотри, — осклабилась бабка.

Покинув торжище, они свернули на узкую улочку и направились в самый конец Подола, к Глубочице. Там, у реки, в маленькой, вросшей в землю хижине, окруженной старым плетнем, и жила бабка.

— Погоди тут. — Не выпуская из рук курицу, Каргана нырнула в дом. Твор с любопытством оглядывался. Двор ведуньи оказался вполне обычным, запущенным и полным разного мусора — каких-то костей, объедков, соломин. Вообще, ничего здесь не производило особого впечатления, скорее, наоборот…

— Ну, начнем. — Хозяйка выбралась наконец из хижины, и отрок, обернувшись к ней, непроизвольно вздрогнул. Вот теперь Каргана выглядела настоящей колдуньей! Страшная, с ожерельем из высушенных змеиных голов на морщинистой шее и лосиными рогами на голове, она посмотрела прямо в глаза мальчику жестким, пронзительным взглядом и, выхватив из-за пояса широкий острый нож, с завыванием взрезала курице брюхо. Птица закричала, забилась, разбрызгивая кровь, брызги попали и на старуху, и на лицо отрока. Тот попятился.

— У-у-у! — снова завыла старуха, забубнила какое-то заклинание, завертелась волчком, подпрыгнула и, поглядев в небо, вырвала из курицы внутренности, бросив их через правое плечо. Затем, выкинув курицу к хижине, провела по лицу окровавленными ладонями, оставляя на щеках багровые полосы, взглянула на притихшего Твора — чего, мол?

— Сестрица моя пропала, Радослава… Скажи — жива ли?

— Красива ли сестрица твоя?

— Красива, — кивнул Твор. — Очень.

— А когда пропала?

— Вчерашнего дня… У нас, на Копыревом, пошла к оврагу с ручьем — с тех пор и не видели.

Отвернувшись, Каргана внимательно осмотрела разбросанные по двору куриные потроха.

— Жива сестрица твоя, — усмехнулась она. — Не сомневайся.

Твор заулыбался — ну, хоть жива, и то дело.

— А где же она тогда, чего домой не явится?

— В неволе, в узилище темном плачет, — глухо завыла ведунья. — Деревом обшито узилище, а за ним — вода, вода… Волны речные плещут.

— Значит, и вправду, на корабле! — азартно задрожал отрок. — А на чьем, где?

Каргана вздохнула;

— То не говорят боги… Хотя…

Она нагнулась, подобрала красное куриное сердце, показала Твору.

— Вишь, кровоточит… Кровь — война. Ромеи не воины, воины — варяги. У варягов сестрица твоя, так говорят боги. А у кого точно — не скажут. Все! — Старуха вдруг вытянула руки, словно хотела схватить мальчишку за горло. — Ступай отсюда, не гневи богов своими расспросами. Утомились боги!

Отрок попятился.

— Эй, эй! — прыжком подобралась к нему Каргана. — Плату-то оставь. Не любят боги, когда просто так… Гневаться будут. Тут и до смерти недалеко… Смерть, смерть… — Старуха закружилась волчком и Твор, бросив на землю медяхи, выбежал со двора ведуньи. Отрок находился под большим впечатлением от гаданья и с радостью в душе ему верил. Да и как было не верить? Мысленно поклявшись никогда больше не встречаться с Карганой, Твор ускорил шаг и, не оглядываясь, направился к усадьбе Любимы.

Каргана проводила его долгим взглядом, хмыкнув, сполоснула в деревянной кадке лицо, отнесла в дом курицу и принялась тщательно собирать потроха, разбросанные на специально постеленной рогожке. Из куриных потрошков-то ого-го какой суп можно сварганить! Наваристый, сытный, жирный… Да и курицы этой на целых три дня хватит.

— Эй, бабуся! — послышался вдруг из-за плетня чей-то громкий голос. — Не угостишь курочкой?

— Тьфу ты! — сплюнула ведунья, углядев в кричащем молодого волхва Войтигора. — И шатаются же тут всякие!

— Так как насчет курицы? — нахально оперся на плетень волхв.

— Отойди, пес! — разозлилась старуха. — Забор повалишь.

— Не забор и был, — обиделся Войтигор. — С твоих-то доходов могла бы и получше оградку сладить.

— Ла-адно, — махнула рукой бабка. — Вечером зайди, ужо угощу похлебкой.

Невыгодно ей было ссориться с Войтигором, изредка — да хотя бы и изредка — все же поставлявшего клиентов.

— Вот и славно. — Волхв повеселел. — Поди, наврала парню с три короба?

— Ничего и не наврала. — Старуха закашлялась. — Обсказала все как есть, чистую правду.

— Ага, знаем мы твою правду, — с усмешкой поддел Войтигор. — Ну, тогда до вечера, Каргана. Не пойдешь уж больше на торг?

— Не пойду, — хмуро отозвалась задетая за живое старуха. — Как пойдешь на похлебку, лепешек там прикупи, не пекла я лепешек, не с чего.

«Не с чего тебе, как же!» Волхв скептически ухмыльнулся, но вслух ничего говорить не стал, опасаясь, как бы бабка не передумала и не лишила его обещанной похлебки. Простился до вечера, да и зашагал себе прочь, к торгу, мало ли, еще чего-нибудь запромыслить удается? Эх, колпачников бы раскрутить… Но — опасно, да и напарника пока нет.