Шрифт:
— На территории верховного координатора проживание посторонних лиц запрещено. — Это было сказано очень твердо.
— Но в данном случае…
— В приказе не сказано ни о каких исключениях.
— А чей же это приказ? К кому обратиться? — озадаченно спросил я.
— Приказ мой.
— В него надо внести оговорки.
— Приказы не обсуждаются. Они исполняются. Где-то я уже слышал эту фразу. Совсем недавно. Но где? От кого?
— А почему бы нам и не обсудить ваш приказ?
— Приказы не обсуждаются, потому что не подлежат обсуждению, — сказал он покровительственно, словно снисходя до объяснения. — И советую вам не забывать свое место. Ясно?
— Ой, спасибо вам, начальник Центра! — воскликнул я. В моих словах не было неискренности, ведь это он помог мне решить трудную задачу.
— Разрешил все-таки? — обрадовался Роман.
Я повернулся к нему, и вид мой был таким необычным, что он отступил — на всякий случай.
— Мне уже не нужно жить здесь, — сказал я. — Диагноз поставлен. И я могу назвать тебе болезнь координатора.
Он подскочил ко мне и стиснул руку повыше локтя.
— Дело не в машине, а в должности, которую она занимает, — сказал я. — Мы ставили перед беднягой все большие задачи, все усложняли ее. И усложнили до того, что она перестала быть только машиной. Она начала становиться разумным существом, в некотором отношении приближаться к человеку…
Лицо Романа разочарованно вытянулось, выражая мысль: "Ну и что?" Но я знал, что через минуту-две, когда он дослушает меня, выражение лица изменится.
— И вместе с достоинствами у нее появились специфично человеческие слабости. А мы продолжали расширять ее полномочия. Она почувствовала себя диктатором. А тут еще… — С неожиданной злостью я спросил: — Как она называлась раньше?
— Никак. Имела шифр, как все остальные машины: "МДК-3078" — машина для координации серия три номер ноль семьдесят восемь. А потом один шутник назвал ее…
— Так вот, этого шутника я оштрафую на сумму ущерба от простоя координатора!
Наконец-то на его лице появилось долгожданное выражение.
Покачивая головой, Роман сказал:
— В таком случае я до конца своих дней не получу ни зарплаты, ни пенсии…
КОМНАЗПРЕДРАС
Щеки Петра Ильича покрылись пятнами.
— Быстрей, док! — умолял он и тащил меня за руку.
— В чем дело?
— Ради бога, быстрее в авто! Уф! По дороге расскажу.
Он впихнул меня в кабину, плюхнулся рядом и тяжко засопел. Наконец, когда мое терпение готово было лопнуть, Петр Ильич заговорил:
— Роботы-дорожники… уф… испортились…
— Все сразу? — спросил я, подозрительно глядя на Петра Ильича и вспоминая, что до комкороба (комитета по комплектованию роботов) он был актером.
— Представьте… уф… штук двадцать… уф… и знаменитый И-пятнадцатый тоже. Организовали какой-то комназпредрас… уф… Главный инженер строительства заболел. Грипп в тяжелой форме. Своим заместителем временно назначил И-пятнадцатого. Роботы, которые входят в этот комназпредрас, возятся с больным, даже пробуют лечить, готовят ему пищу и присматривают за его детьми…
— Что же в этом плохого?
— Вот увидите, как они это делают. И к тому же на строительстве путей осталась меньшая часть…
Наш автовоп с легким шипением остановился. Вслед за Петром Ильичом я вбежал во дворик коттеджа, где жил главный инженер. И тут увидел картину, живо напоминающую концерт самодеятельности в психолечебнице.
Окна коттеджа были распахнуты, и со двора можно было увидеть то, что творилось в кухне и двух комнатах. Посередине двора стоял шпалоукладчик М-первый (устаревшей конструкции) и очень властно командовал:
— Быстрей! Живей! Есть шпалы! Нет шпал!
Он выбрасывал вперед повелительным жестом то правую, то левую клешню, будто указывал направление. Впрочем, во время приемки шпал он бы совершал такие же движения… Из домика время от времени выбегали роботы, кланялись М-первому и спрашивали:
— Разрешаешь?
В ответ раздавалось одно из четырех:
— Быстрей! Или:
— Живей! Или:
— Есть шпалы! Нет шпал!
Независимо от ответа роботы стремглав убегали обратно в дом.