— Цемент подвезли?

— Ага. Материалы подают первый сорт, грех жаловаться. И то сказать, не РСУ же…

Оба засмеялись. Георгий Иннокентьевич, будто только и ждал повода, залился своим захлебывающимся смехом, смачно приговаривая:

— Не РСУ, не РСУ… Сказал — как завязал!

Глядя на них, и Варид улыбается. Ему приятно наблюдать, как люди так заразительно смеются, хотя он и не понимает причины веселья.

Выбрав момент между приступами смеха, Георгий Иннокентьевич спрашивает:

— Долго еще?

— Недельки полторы-две, думаю. Вкалываем, как черти.

Георгий Иннокентьевич наклоняется к самому уху крепыша, проговаривает:

— Надо бы сегодня закончить, бригадир.

Тот отшатывается, удивленно выкатив бледно-голубые, почти прозрачные глаза, утирает пот со лба, и этим движением будто сразу стирает улыбку со своего лица.

— Ну и шуточки у вас, шеф, и так вкалываем без передыху.

— Я не шучу.

Бригадир моргает редкими вылинявшими ресницами.

— Да как же это возможно? Ну ежели дармовой стройотряд подкинешь…

— Подкину монет и одного работничка.

Бригадир скользит взглядом по Вариду, пожимает плечами:

— Что-то я в толк не возьму, шеф, к чему ты клонишь?

— К тому и клоню. Вот Варид вам поможет, чтобы к вечеру все закончить.

— Варид… Не русский, значит, не нашенский, импортный какой или из кавказцев? А оно хотя бы трижды импортный, хоть какой фирмовый мастер, один — он один и есть. А для твово срока десяток молодцов нужно. И чтобы все — фирмачи, все — мастера по высшему классу.

— Он один десяти и стоит.

— Таковский мастер? — с недоверием вглядываясь в новенького, говорит бригадир. — И штукатур, и плотник, и у попа работник? А хотя бы и так, все едино, за день — невозможно. Это ж тебе не в сказке терем рубить…

— Ты вот что, бригадир, — заговорщицки подмигивая Вариду, произносит Георгий Иннокентьевич, — для начала покажи ему, как и что делать. А то ведь он с плотницким инструментом, да и с кельмой, думаю, столкнется впервые в жизни.

— Как же так? — вконец растерялся бригадир.

— А так, сам увидишь, — покусывая губы и тем сдерживая гордую улыбку, молвит Георгий Иннокентьевич. — Да и я гляну. Давай, Варид, показывай, на что способен.

— Я просто возле каждого постою, понаблюдаю, — обращается к бригадиру Варид.

— Эх, шутники, никак не уразумею вашей игры. Ну да ладно, игра сама себя покажет. Идем, наблюдатель! А вы куда?

Два человека, несшие раствор, завидев Варида, оставили бадью и куда-то скрылись.

— Чего вдруг? — удивился бригадир и обернулся к Георгию Иннокентьевичу. — Если новенький похож на подсобников, которых ты прислал, проку от него немного.

Варид молча поднимает бадью и несет ее к каменщикам.

Все поворачиваются к нему, побросав работу.

— Не надорвешься, парень? — спрашивает коренастый молодой каменщик, очень похожий лицом на бригадира.

— Чистый тебе бульдозер, — басит верзила с короткой прорезью рта над квадратным подбородком, и кличка "бульдозер" сразу прилипает к Вариду.

— Давай, давай, работнички, чего уставились? — подает голос бригадир, устыдившись своей растерянности. — Не видели рекордсменов-штангистов, что ли?

Варид аккуратно ставит бадью на предназначенное для нее место — и когда только успел подметить его? — и становится рядом. Его взгляд перебегает с одного работника на другого.

— Вроде бы только сейчас учится. Да ведь меня на мякине не проведешь. Вид такой делает, да? — спрашивает бригадир у Георгия Иннокентьевича. — Зачем это? Цену набиваете? А все едино, платить будете, как договорились!

— Успокойся, буду. И еще прибавлю за старание, мышкам на молочишко, — хлопает его по плечу Георгий Иннокентьевич.

Он сыплет шутками, поглядывая то на бригадира, то на Варида, то на каменщиков, играя в щедрого, остроумного дядю и не давая никому заглянуть в себя.

В полном недоумении бригадир пожимает плечами, и тесная спецовка на нем трещит.

А Варид уже берет свободную кельму. Кирпичи с непостижимой скоростью, словно сами собой, прыгают из его рук в кладку. Каменщикам остается лишь подравнивать ее. Затем он отправляется помогать кровельщикам, и молоток, будто прилипший к его руке, кажется чудо-инструментом, листы жести распрямляются, как бумага, а черепица укладывается на свои места, как поставленные на попа костяшки домино, если ткнуть первую из них.