Шрифт:
Я понял: суд гласно оправдал Якова, администрация его выслала… Яшка полагает, что гласный приговор — хитрость антихриста, что, кроме этого приговора, был еще другой, тихий. «Видишь вот, на каки хитрости идет». И все это, конечно, имеет определенную цель: судебная палата, министры, губернаторы, тюремный смотритель, Михеич… все они в заговоре, чтобы предать антихристу Яшкину душу…
Вследствие всего этого на миру «жить стало не можно». «Вместе отец с сыном, обнявши, погибнет». Общественные связи нарушены. Приходится душу блюсти в одиночку, вразброд. Победа «слугам антихриста» почти обеспечена. Бросил Яшка семью, бросил хозяйство, бросил все, чем наполнялась его труженическая земледельческая жизнь, и теперь он один во власти «беззаконников».
— И пошто только мучают? — удивляется Яшка. — Невозможно мне от истинного прав-закону отступить. Не будет этого, нет! Наплюю я им под рыло. Вот взял — приколол, только и есть, а то… морят попусту! — Он был вполне уверен, что если до сих пор его еще «не прикололи», то лишь потому, что живая Яшкина душа доставит антихристу большее удовольствие.
Но даже и это положение казалось Яшке лучше того, которое ожидает «на миру» всех, принявших печать антихриста. Новые порядки грозят всеобщею неминучею бедой.
— Что дальше, то и хуже будет. Худа ждать надо, добра не видать, — в «Сборнике» писано… Земля на выкуп пойдет.
— Да ведь и теперь земля идет на выкуп, — заметил я.
— То-то, и теперь идет, — отвечал Яшка невозмутимо. — А там и еще хуже будет. У кого двенадцати тыщей будет, тот и землей владеть станет. А и кто тыщу-другую имеет, и те без земли погибнете. Верно я тебе говорю. Молод ты еще, поживешь — вспомнишь.
— Как же, Яков, неужто можно думать, что антихрист сильнее бога? Неужто божия правда не сладит с кривдой?
Яков подумал. Я заметил на его лице следы усиленной умственной работы. Он почерпнул откуда-то определенный ответ:
— Ну, — сказал он, — не бывать тому. Поработают, да и погибнут… Верно!.. — повторил он через минуту. — Поработают, да и погибнут. А только не увидать нам с тобой правды….
— Ты, Яков, не признаешь гражданского суда. А государственный признаешь? — допытывал я в другой раз.
— Признаю государственный.
— Какие же, по-твоему, государственные власти? Например, генерал-губернатор?
— Енерал-губернатор — государственный… От великого государя. Правильный.
— Значит, его решение правильное?..
— Давно велел отпустить меня. Да вот, видишь ты…
— Постой. Ну, положим, твое дело стал бы судить генерал-губернатор.
— За что меня судить? Не за что.
— Погоди! Ты, вот, говоришь: не за что, а гражданские власти говорят: есть за что. Надо ведь кому-нибудь рассудить. Государственные власти ты признаешь? Ну, вот, они и судят, и решают твое дело против тебя…
— Не могут они… Они должны правильно…
— Да ты обдумай хорошенько. Говорят тебе гражданские власти: пусть, мол, рассудит генерал-губернатор твое дело. Ведь он имеет право решать дела, так ли?
— Ну? — сказал Яков, видимо, ожидая, что из этого выйдет.
— Ты ему должен подчиниться, как правильной государственной власти?..
— Нн-у-у? — протянул Яков, осторожно избегая ответа, и, очевидно, заинтересованный возможностью некоторой новой комбинации.
— Ну, вот, и выходит от него решение: подчиняйся, Яков, новым порядкам, неси земские повинности…
Яшка смутился.
— Эвона! Видишь ты… Вот… — подыскивал он ответ.
— Теперь отвечай мне: покоришься ты или нет?
— То-оно… [10] Видишь ты… Где уж, поди… Нет! — отрезал он наконец. — Где, поди, покориться. Како коренье… Невозможно мне…
И на лицо его легло то же выражение непоколебимого сурового упорства.
10
То-оно… в этом слове сказывается уроженец Пермской или Вятской губернии. Оно употребляется в тех местах каждый раз, когда говорящий испытывает затруднение и не находит подходящего выражения.
— Слушай, что я тебя спрошу, Володимер, — сказал он мне однажды. — Ты какого прав-закону будешь? Нашего же, видно?
Чтобы испытать Яшкину терпимость, я резко отверг свою солидарность с Яшкиным прав-законом и поставил перед этим фанатиком «старого прав-закону» основания совершенно несродного ему учения. В выражениях, понятных для Якова, я развил известный кодекс практической нравственности с основами братства и равенства. Злоупотребляя несколько его невежеством в догматике и св. писании, я опирался на изречение: «по делам их познаете их» и на подходящих, текстах из Иоанна, совершенно отвергая обрядность и ставя на ее место «дела», то есть практическое стремление к осуществлению формулы любви. Все это я выдал за свою религию.