Во всех подробностях эта обстановка отображена в книгах А. С. Новикова-Прибоя и В. П. Костенко. Горькое сознание безраздельной подчиненности невежественному самодуру угнетало не только П. А. Вырубова. Все видели нелепость происходящего, все понимали, что эскадру, не дав ей должной, даже по обычным меркам, артиллерийской подготовки, ведут к гибели, но никто -ни командиры, ни адмиралы – не осмеливались даже осведомиться у командующего о его замыслах и планах боя. Свыкнувшись с беспрекословным повиновением его воле и убедившись в бесполезности каких-либо объяснений, все они ни о чем давно уже не спрашивали, шли за ним безропотно и угрюмо.

Никто не удивлялся, почему, зная о безнадежной, уже более месяца продолжавшейся болезни второго флагмана эскадры контр-адмирала Д. Г. Фелькерзама, З. П. Рожественский не перевел его на госпитальный "Орел" и не назначил ему (и пе вызвал из России) преемника. Все понимали, что командующий, единолично и полновластно распоряжавшийся всей эскадрой через головы своих флагманов и командиров, не нуждался в помощниках и сотрудниках, все делал сам и что в этих условиях добавление еще одной декоративной фигуры, какими адмирал сделал всех своих флагманов, не имело никакого значения. Поэтому на кораблях, успевших перехватить секретный семафор о смерти Д. Г. Фелькерзама (последовавшей 10 мая 1905 г.), как должное восприняли и продолжавший, как ни в чем не бывало, развеваться над "Ослябей" контрадмиральский флаг, и фиктивное исполнение функций умершего адмирала командиром броненосца В. И. Бэром. Никто не задумывался о более чем серьезных последствиях, к каким могла привести (и привела в бою) эта нелепая канцелярская тайна, которую адмирал и те, кто был в нее посвящен, не сочли нужным сообщить только что присоединившемуся к эскадре и ставшему теперь командующим 3-м броненосным отрядом Н. И. Небогатову.

Как одну из очередных, уже не вызывающих никакой реакции причуд командующего восприняли и последовавший, не раньше и не позже, а именно в день перед боем 13 мая 1905 г. приказ, который извещал эскадру о том, что "дальномерное дело на судах эскадры накануне боя находится в крайнем небрежении", и призывал "обратить особое внимание и воспользоваться хотя бы оставшимися до боя часами для водворения порядка в этом деле".

Эскадра у Носси-Бэ. На переднем плане стоит эскадренный миноносец "Блестящий"

Бедь никакой науки для выявления диапазона гарантированных измерений этих имевших большую погрешность (из-за еще незначительной базы) на дальних расстояниях приборов на эскадре не было, и приказ обратился в очередную выволочку за якобы нерадивое отношение командиров к своим обязанностям.

Безропотно провели 13 мая и затеянные З. П. Рожественским, первые после Мадагаскара и отнявшие от похода целые сутки, обширные эволюционные учения. Учения, естественно, оказались без практики неудачными, но повторены не были. Видимо, и они *преследовали все ту же цель: указать эскадре на ее никчемность и в очередной раз напомнить, что спасти ее может только беспрекословное подчинение железной воле командующего.

Да, готовность и привычка повиноваться во всем была на эскадре доведена, как отмечалось в труде МГШ "до высших ступеней", и оставалось ждать чудес тактического искусства от командующего. Держась твердой линии о своей полной непогрешимости, адмирал на вопрос о целях задержки на сутки перед входом в Цусиму (пасмурная погода того дня увеличивала шансы миновать японские дозорные отряды и пройти узкую часть пролива незамеченными) с достоинством Конфуция отвечал, что маневры по его сигналам "неприятель впереди", "неприятель сзади" имели цель "еще раз подтвердить начальникам отрядов, что именно им следует делать, когда неприятеля нет в обстреле бортовых орудий". Поразительны и его высокомерие, и это отсутствие даже тени раскаяния, и все тот же топко поданный лейтмотив полной неспособности к самостоятельным действиям его кораблей и начальников отрядов, и ханжеский намек на то, что начальники его отрядов, в действительности схваченные железной уздой ежеминутного повиновения, будто бы имели свободу самостоятельных действий.

Конечно, отнять у людей право мыслить был не в силах даже сделавший для этого все командующий. Понимание натуры и "талантов" командующего проявил не только погибший со своим кораблем лейтенант Вырубов. В штабе командующего крейсерами контр-адмирала Эпквиста, поверив призывам адмирала к разработке офицерами тактических задач, осмелились предложить З. П. Рожественскому план будущего боя, в котором крейсера могли активно взаимодействовать с броненосцами, а не только охранять обоз из транспортов, которые адмирал, руководствуясь собственной внутренней логикой, продолжал вести с собой. С какой, надо думать, брезгливо-гадкой ухмылкой сунул командующий под сукно этот план, который на словах одобрил и обещал привести в действие. В бою на использование этого плана не было и намека.

План у Рожественского был другой. Руководствуясь сложившейся убежденностью, что его командиры неспособны выполнять даже простейшие эволюции, он, практически отняв у своих флагманов все предусмотренные Морским уставом права и низведя их до роли пассажиров, строжайше предписал: в бою кораблям неотрывно следовать один за другим, замещая выбывших следующим в строю и невзирая ни на что (обходя подбитые и вышедшие из строя), держаться в строю за головным, которым последовательно будет становиться тот, кто останется во главе строя.

*Если отбросить известную версию о намерении адмирала, как и его предшественника по Роченсальмскому сражению, приурочить бой к "высокоторжественному дню" – на этот раз "священного коронования их императорских величеств".

На кормовом балконе броненосца "Император Александр ИГ старший офицер корабля капитан 2 ранга В. А. Племянников (слева) и мичман А. А. Адлерберг. Оба офицера погибли в Цусимском бою.