Все они окружили Матея и молча глядели в его заросшее лицо. Из-под густых бровей его глаза смотрели неспокойно и настороженно. Губы шевелились. Матей о чем-то тяжело размышлял. На его сапог с крыши капала вода. Он подвинул ногу, поправил фуражку, и в дождливом декабрьском утре прозвучало:

— Так. — И сразу же продолжил: — Сегодня придут. Это точно. Связной пришел еще перед полуночью.

Его слова звучали серьезно, но страха в них не чувствовалось.

— Нужно приготовиться, — сказал один из парней, что пришли от соседей.

— Поэтому мы и пришли! — Матей говорил сухо и спокойно. — Соберите ребят на Звонаровом гумне. Чтобы через час все там были.

Тот, без шапки, пришедший вместе с Матеем, нетерпеливо зашлепал ботинками по грязи.

— Vitй, vitй [24] , — сказал он. — Быстро, быстро, — добавил уже по-словацки, и его гортанное «р» было странно слышать.

— Это тот француз, — толкнула женщина соседа и повернулась к стриженому, не вынимая рук из-под фартука.

— Да-да, — смеясь ответил француз. — Андре, Андре, — и согнутым пальцем постучал по мокрой гимнастерке.

Остальные его уже знали, поэтому никто не удивился, а соседский парень, которого женщина называла Густом, похлопал француза по плечу и сказал:

— Хороший парень! Если бы все, Цабанка, были такими.

А Цабанка вытянула шею в сторону стриженого и, не отрываясь, смотрела на него, будто хотела прочесть на его лице все те геройства, о которых была наслышана. Так это тот самый француз! Он уже был здесь три раза, но она его еще не видела.

За ее избой, что стояла повернувшись в ту сторону, где уже начинались заросли и тянулась в гору тропинка, раздались шаги.

— Это наши, — сказал, не оглядываясь, Матей.

Вскоре все увидели спускающихся гуськом по тропинке парней.

Потом они столпились возле Матея, которого называли «староста». Так прозвал Матея кто-то из парней его отряда. Это слово выражало уважение и преданность командиру и товарищу, благодарность за его опыт и мудрость.

Их было человек двадцать, когда они все собрались во дворике старой Цабанки.

— Гнусная погода, — проворчал кто-то, отряхивая шапку.

— Вскипятите чаю, тетушка.

— Проходите, хлопцы, — сказала Цабанка и первая вошла в сени.

Они потянулись за ней, и их шаги стихли на мягком, глиняном полу. Рюкзаки, мешки и автоматы свалили по углам, расселись, кто где смог, а те, кому места не хватило, остались стоять.

— Входите в комнату! — Цабанка открыла дверь.

— Да нет, мы грязные.

Она вынесла из комнаты лавку.

На нее сели пятеро, сидели тихо, сложив на коленях руки, как школьники на экзамене. Только на их лицах, усталых и заросших, отражались не раз пережитые смертельная опасность и напряжение. В полумраке сеней глаза их казались удивительно детскими и мягкими.

— Вам бы надо посушить одежду, — сказала Цабанка, суетящаяся возле печки.

— Времени нет, — ответил кто-то из ребят.

— Высохнет и на нас.

Закурили. Парень со шрамом на лице, которого прозвали Футляром, достал из рюкзака бутылку, разгладил усы и сделал несколько глотков.

— Будешь? — спросил соседа.

Тот засмеялся и крикнул:

— Хлопцы, Футляр предлагает ту самую, еще целую!

Теперь засмеялись все, и бутылка пошла по рукам.

Футляром его прозвали за то, что он, разбив однажды две бутылки, предложил их носить в футлярах, так же необходимых на войне, как и оружие.

Когда они выливали остатки сливовицы в чай, в сени вошли Матей и француз. Остановившись в дверях, Матей поторопил:

— Надо спешить, ребята.

— Не волнуйся, успеем, — ответил парень со шрамом.

— Нужно подготовиться, — сказал Матей, отхлебывая горячий чай, который, подала ему Цабанка.

Француз Андре вылил чай в бутылку и, хорошо ее закупорив, засунул в карман брюк.

— Тепло-тепло, — сказал он, — хорошо.

— Так, значит, староста, мы должны разделиться, — снова заговорил Футляр, — но, повторяю, план ненадежен. Деревню они наверняка окружат, они же не пойдут, как овцы, по дороге. А что потом?

Матей присел на пороге лицом к ребятам и, затянувшись сигаретой, проговорил:

— Пусть идут как хотят. Мы ни в коем случае не должны отвечать на их выстрелы. Они окружат деревню и, если ничего не заметят, соберутся в корчме. Те, кто придут позже по дороге, пройдут туда же мимо костела. А потом, когда они надумают уходить, мы и начнем.

— Думаешь, они не будут вынюхивать по избам? Что, если кого-нибудь выследят?!

— Не должны. И потом — каждый из вас знает свои обязанности. Напоминаю, в деревне не должно быть ничего подозрительного. Пусть по деревне ходят женщины, дети. Мужчин я приказал собрать на Звонаровом гумне. Там раздадим оружие и проинструктируем их. А теперь слушайте. Дюро Ковач (он сидел рядом с Цабанкой, молодой, красивый, с портупеей через плечо и обвешанный гранатами) пойдет со своими в нижний конец деревни, к Пастеровым. Знаешь их. Последний дом у дороги. Там есть подвал с двумя окошками, одно впереди, другое сбоку. Возможно, ты будешь первым, кто их увидит. Надо сделать так, чтобы они тебя не заметили, иначе будет плохо. Проинструктируй людей. Самой большой удачей будет, если тебе вообще не придется стрелять. Спокойно пропустишь их в деревню. Наша задача заключается в том, чтобы они из нее не вышли. Твоя же — чтобы они вошли, ничего не подозревая. Понял?