– Так-то, зловред, – Хлопуша засмеялся. – Ну, вечная тебе память, злодею! Тебе тлеть-гнить, а нам радоваться и жить!

Он повел ищуще глазами и, отыскав холеное лицо Шемберга, поманил его пальцем:

– Подь-ка сюда, баринок. Стань ближе. Твой черед.

Но управитель не шелохнулся. От страха он наполовину потерял сознание. Его вытолкнули кулаками в спину.

Вместе с Шембергом отделился от толпы молодой парень, ровщик. На нем была только длинная, ниже колен, посконная рубаха да остроконечный суконный колпак с собачьими отворотами.

Парень поклонился Хлопуше в пояс.

– Сударь полковник, дозволь с управителя полушубок снять. На управителя да на графа так робил, что в копи последние портки порвал. Холодно, чай, в одной-то рубахе. Дозволь, дядь Хлопуша, – запросто закончил рудокоп.

– Дозволяю, – Хлопуша улыбнулся. – Сдирай с него одежу, провора.

Парень рванул нетерпеливо за рукава, вытряхивая из полушубка непослушное, отяжелевшее тело управителя. Из-за пазухи его вывалился при этом сверток и с металлическим лязгом ударился о землю. Управитель вздрогнул всем телом не то от этого лязга, не то от холода, проползшего под кафтан.

– Что это? – Хлопуша потянулся к свертку.

Он развернул холстину, раздернул большую кожаную кису. Засверкали крупные золотые самородки, вкрадчиво зазвенели золотые монеты, ласково и тихо засияли камни-самоцветы. Хлопуша высыпал кису в свою казачью шапку и поднял ее высоко над головой. Он крикнул гулко и повелительно, словно скомандовал:

– Люди, смотрите и слушайте! Вот где ваши слезы, кровь и пот ваши! В управительской пазухе!

– Точно! – закричали в толпе. – Это наша казна, нашим горбом добыта!.. Возьми, полковник, и отвези батюшке-царю! Жертвуем на святое дело!

– Тут еще лошадь вьючная управительская есть, – сказал Хлопуше Жженый. – Во вьюках тоже добра нахапленного немало.

– Пори вьюки! Поглядим, что там, – приказал Хлопуша.

Вьюки, не снимая с лошади, полоснули ножами и на землю вывалились звериные шкурки. Горячим пламенем вспыхнула лиса-огневка, холодно забелели горностаи рядом с черными сереброспинными соболями и куницей-желтодушкой.

– Ох, и богат же ваш Урал-батюшка! – покачал ошеломленно головой Хлопуша.

– Ты вот куда гляди, полковник! Это ты видишь? – крикнул отчаянно старик литейщик и выдернул из вороха мехов шкурку бледно-голубую, как утренние тени в снежном лесу. Старик нежно погладил ее вздрагивающей рукой. – Белая лисица, князек! Целую деревню на ее купить можно.

– Так и бери ее себе, дед! Чай, заслужил сего князька за всю каторжну свою работу! – накинул Хлопуша шкурку на шею старика. Затем сгреб в охапку меха и швырнул их в толпу. – Это ваши кровные копейки! Держи! Дувань!

Когда смолк веселый шум дувана, Хлопуша встал рядом с управителем и снова закричал:

– Люди работные, слушайте!.. Не мне его судить, перед вами он обвиноватился. Отвечайте, пекся ли он об вас?

Громовыми взрывами то в одном конце двора, то в другом взметнулись крики:

– Пекся, неча сказать!.. Нам с ним не жизнь была, а беда-бедовенная!

– Для нас у него – дым да копоть, да нечего лопать!..

– Порол ли он вас? – продолжал Хлопуша.

– Порол нещадно!

– Опосля его дранья иных в бараньи шкуры завертывали, а то б сдохли!..

– На работе морил?

– Мором морил!..

– От тягот его многие руки на себя наложили!..

– Не только тело – душу сгубили!..

– Жалованье затаивал?

– Затаивал!.. Каждую заробленную копейку пополам ломал... Половину себе – половину нам!..

Хлопуша обернулся к Шембергу.

– Слышал? Не я, они тебя судили.

– В петлю его! – кричали работные, показывая на господское крыльцо, где из конских оборотей была уже приготовлена виселица.

– Нет, детушки, – Хлопуша покачал головой. – Я другое надумал.

Люди смолкли, с нетерпеливым ожиданием глядя на Хлопушу. А он сказал, улыбаясь в бороду:

– Надобно с завода его выгнать.

Передние недовольно нахмурились, а сзади поплыл озлобленный ропот, крики:

– Подь ты к чомору, надумал тоже!..

– Аль стакнулся с барином?..

– Чего немца выгораживаешь?..

– В петлю управителя!..

– В Белую его, пущай приказчика догоняет!..

Хлопуша, упершись кулаками в бока, беззаботно хохотал:

– Это я-то стакнулся с барином? Вы тоже хорошо надумали, детушки-проворы!

А затем голос Хлопуши резко, как кнутом, рассек нарастающий гул толпы:

– Досказать дайте! Не просто прогнать управителя – уходи, мол, куда хочешь, а собак на него натравить, собаками выгнать. Сам, как пес цепной, на людишек кидался, пущай теперь на своей шкуре собачьи зубы испытает. Коли уйдет от псов – его счастье, зато памятка на всю жизнь будет. А загрызут – нам печаль какая? Гоже ли, ребятушки?