Вход/Регистрация
  1. библиотека Ebooker
  2. Стихи и поэзия
  3. Книга "Стихи"
Стихи
Читать

Стихи

Куняев Станислав Юрьевич

Библиотека поэта и поэзии

Стихи и поэзия

:

поэзия

.
Аннотация

КУНЯЕВ, СТАНИСЛАВ ЮРЬЕВИЧ (р. 1932), русский советский поэт, литературный критик. Родился в Калуге. Мать — из семьи калужских крестьян, в советское время окончила два высших учебных заведения — институт физкультуры и медицинский, стала известным врачом в своем городе.

Предки по отцовской линии из Петрозаводска и Н. Новгорода — русские офицеры, губернские чиновники, земские врачи.

Имя деда по отцу — А. Н. Куняева, профессора медицины, увековечено на двух мемориальных досках в нижегородском краю: на здании больницы Красного Креста в центре города и на стене земской Карамзинской больницы в Арзамасском у., вблизи Дивеевского монастыря и Серафимо-Саровской пустыни, где дед и бабушка Куняева работали врачами в начале века.

Там же родился его отец, который впоследствии стал преподавателем истории и погиб в н. 1942 во время ленинградской блокады. Похоронен на Пискаревском кладбище. А дед с бабушкой умерли во время гражданской войны от тифа — их нижегородская больница в те годы была военным тифозным госпиталем для красноармейцев. Похоронены были, как известные нижегородские граждане, на кладбище Печерского монастыря. Когда монастырь в н. 30-х закрыли, то монастырское кладбище сравняли с землей, и могилы предков поэта были утеряны.

Сам Куняев закончил в 1951 в Калуге среднюю школу с золотой медалью, отучился на филологическом факультете МГУ и по своей воле уехал работать в Тайшет Иркутской обл. в районную газету «Сталинский путь». В Сибири проработал с 1957 по 1960. Сначала заведующим сельхозотделом местной газеты, а потом собственным корреспондентом областной иркутской газеты «Восточно-Сибирская правда». Стихи начал серьезно писать в университете, первые публикации в Иркутске и в Новосибирске (журнал «Сибирские огни») появились у Куняева во время сибирского периода его жизни.

Тогда же он познакомился с молодыми иркутскими писателями В. Распутиным, А. Вампиловым, В. Шугаевым.

Первую книгу стихотворений «Землепроходцы» издал по возвращении из Сибири в своем родном городе Калуге в 1960. По этой своей первой книге Куняев в том же году был принят в Союз писателей СССР.

С тех пор у него вышло более 30 книг — стихотворных сборников, книги критики и публицистики, за одну из которых — «Огонь, мерцающий в сосуде» поэт был удостоен звания Лауреата Государственной премии России.

Куняев не без оснований считается одним из самых значительных поэтов своего поколения. Некоторые его стихотворения стали широко известными — даже знаменитыми («Добро должно быть с кулаками», «Размышления на Старом Арбате», «Карл Двенадцатый» и др.).

В 60—90-х он вместе с Н. Рубцовым, А. Передреевым, А. Жигулиным, Ю. Кузнецовым неизменно входил в перечень поэтов, определяющих патриотическое, почвенное, русское начало в современной поэзии с большой «присадкой» имперской государственной идеи.

Именно в этот период его поэзия постоянно присутствовала в идейных схватках и спорах, которые велись в печати и устных дискуссиях самыми разными, порой враждующими между собой группками критиков и поэтов (В. Кожинов, А. Анинский, Т. Глушкова, С. Чупринин, Ю. Селезнев, О. Михайлов, Е. Евтушенко и др.).

Но если в поэзии Куняева властвует чувственная многоликая, противоречивая стихия жизни и даже культ свободы творчества («Отдам всю душу Октябрю и Маю, но только лиры милой не отдам»), то в своих гражданских деяниях, поступках и заявлениях он крайне резок, целеустремлен и пристрастен.

Будучи уверен в значительности и неколебимости своего поэтического мира, Куняев весьма рискованно несколько раз в жизни и в советское и в постсоветское время ставил на карту и свою литературную репутацию, и карьеру, и житейское благополучие.

В 1977 он один из главных участников знаменитой дискуссии «Классика и мы», ознаменовавшей собой первое крупное восстание русских национальных сил, борющихся за влияние на общество с силами советского еврейского культурного истэблишмента, поддерживаемого прозападной частью партийной верхушки. Продолжая эту борьбу, в 1978 Куняев написал известное подцензурное письмо в ЦК КПСС (поводом было издание группой советских писателей диссидентского склада альманаха «Метрополь»), где прямо обвинил высших партийных чиновников в политическом двурушничестве, в потворстве антирусским и антигосударственным группам писателей, процветающим в те времена в литературной жизни страны. В результате этих двух акций он в 1980 был освобожден от должности рабочего секретаря Московской писательской организации, где работал с 1976.

Все последующее десятилетие поэт жил жизнью свободного художника, много ездил по России — подолгу жил в Сибири, на русском Севере, писал стихи, рассказы, очерки, жил одной жизнью с геологами, рыбаками, охотниками, что впоследствии помогло ему в создании двухтомника своих воспоминаний и размышлений «Поэзия. Судьба. Россия».

В 1989 благодаря настойчивым требованиям писателей С. Викулова, Ю. Бондарева, В. Распутина, В. Белова ЦК КПСС соглашается с тем, чтобы Куняев стал гл. редактором популярного литературного журнала «Наш современник». На этом посту в течение последующего десятилетия в полной мере он показал себя, как русский человек и продолжавший лучшие национальные традиции государственного патриотического крыла «шестидесятников». Журнал «Наш современник» за эти годы становится поистине духовным центром, объединившим все лучшие духовные силы России.

В условиях жесточайшей борьбы за существование, открыто борясь с масонским прозападным горбачевско-ельцинским режимом, журнал искал и ищет пути возрождения России и спасения русской цивилизации.

Куняев, будучи на острие этой борьбы, как и в прежние времена принимал страстное участие в событиях авг. 1991, открыто поддержав попытку ГКЧП спасти страну от разрушения, в спасении Союза писателей России от погрома «демократов» (именно он разорвал бумажку Музыкантского, в которой было требование закрыть Союз писателей России за его поддержку антигорбачевского ГКЧП), в событиях окт. 1993 у Белого дома и в Останкино. К 100-летию со дня рождения С. Есенина Куняев вместе с сыном выпускает книгу «Сергей Есенин», выдержавшую 4 издания.

Опубликованы воспоминания Куняева «Поэзия. Судьба. Россия» (кн. 1–3).

 

" Живем, работаем и бродим "

Живем, работаем и бродим с горячим ветром на устах. И, кажется, не видим родины, не чувствуем, как воздух вроде бы, — все так и все-таки не так. Нет- нет я зов ее услышу, припомню давний свой зарок, что где-то есть деревня Пыщуг, которая меня зовет. Зовет не дозовется, бросит, иные выплывут места — мои калужские березы и яченские омута. Я вспомню дом с кривыми ставнями, а то и просто — имя станции, где остановка — пять минут… Мы, где бы ни были, — оставили следы души. Они зовут… Все громче, все слышнее просится в твою судьбу большой итог: тревожная разноголосица когда&то пройденных дорог. И час пробьет, когда в груди моей, как я отсрочки б ни просил, сольются голоса в единый всезаглушающий призыв. Вся память разом в сердце ринется — дороги, люди, города, и что-то в этом сердце сдвинется, что — неизвестно… И тогда ты примешь, лоно простирая, и, участь пращуров деля, я растворюсь в тебе, стирая черты единственного «я», моя суровая, сырая, мне нареченная земля.

1956

МАРШ БРОСОК

Рот пересох, шаг невысок, черные сосны да желтый песок. Даже пилотка от пота набрякла. Высохла глотка. и песня иссякла. Раз! два! Час… Два… Мы идем, а у нас под ногами, как чешуйчатая змея, вьется танковая колея, и мы топчем и топчем ее сапогами. Шуршанье песка да стук автомата, да пот с виска течет у солдата. — Привал! — и разом кто в тень, кто в сон, затылком наземь, к небу лицом… А в это время по чужим берегам, по картам штабным, по материкам, весь мир опоясав тисненым железом, с кровью и с мясом границы разрезав, как чешуйчатая змея, вьется танковая колея! И пока не раздавим ее, мы получаем свое: ни сладкого сна, чтоб кругом тишина, ни отдыха праздного, ни легкого хлеба, ни солнца красного, ни синего неба — нету! Все защитного цвету… Знойная даль, синяя высь. Снова команда: — Становись! Песню! — И над рядами пилоток песня выплеснулась из глоток. И надо всем — над зеленой землей, оплетенной железной змеей, над смехом детей, над могилами братскими, над пылью, над потом, над песней солдатскими, и — потому что нет другого пути — над дорогой, которую надо пройти, хоть умри, хоть надеждами вымость, реет тяжелое слово — необходимость!

1956

" Уроки военного дела "

Уроки военного дела. Ребятам одиннадцать лет. Война им в программу велела вписать этот новый предмет. Винтовки из струганых досок, гранаты набиты песком, в лаптях, в сапожищах отцовских, а кто победней — босиком, остриженные головенки, чтоб не было вшей у вояк, и песня разносится звонко: — Врагу не сдается «Варяг»! — Но больше, чем чтенье и русский, мне нравится эта игра. Мы молча ползем по-пластунски, встаем — в атаку — Ура-а! Мы целиться учимся, щуримся. Смешно суетимся в строю. О как это ветхое чучело я четко и ловко колю! …Плескалось дружинное знамя, да голос срывался порой… Никто не смеялся над нами, над странною этой игрой.

1959

" Добро должно быть с кулаками. "

Добро должно быть с кулаками. Добро суровым быть должно, чтобы летела шерсть клоками со всех, кто лезет на добро. Добро не жалость и не слабость. Добром дробят замки оков. Добро не слякоть и не святость, не отпущение грехов. Быть добрым не всегда удобно, принять не просто вывод тот, что дробно-дробно, добро-добро умел работать пулемет, что смысл истории в конечном в добротном действии одном — спокойно вышибать коленом добру не сдавшихся добром!

1959

ДОСКА ПОЧЕТА

Городкам в России нету счета. Почта. Баня. Пыль и тишина. И Доска районного почета на пустынной площади видна. Маслом размалеваны разводы, две колонны — словно две колоды… Работенка, скажем, неказиста местных инвалидов-кустарей: выцветшие каменные лица плотников, доярок, слесарей. Я-то знаю, как они немеют и не знают — руки деть куда, становиться в позу не умеют, вот пахать и строить — это да. Всматриваясь в выцветшие фото, все как есть приму и все пойму в монументах временной работы вечному народу моему.

1959

" А все еще гудят вокзалы. "

А все еще гудят вокзалы. Диспетчерам полно работы. А все еще трещат причалы и гомонят аэропорты. Выпускники, переселенцы, студенты, толкачи, снабженцы берут счастливые билеты, бегут в полночные буфеты. Я тоже движусь в этой массе. Я также набираю скорость. К согражданам различной масти в пути приглядываюсь порознь. Мне женщина рукою машет. Плывут перроны, люди, села. Россия все никак не может или не хочет жить оседло.

1960

ДОМ ЭПОХИ КОНСТРУКТИВИЗМА

Строения конструктивизма — вы означали в те года апофеоз коллективизма, союз рав ’ енства и труда. Вдаль простирались коридоры, а в коридорах детвора, а в коридорах разговоры о мире правды и добра. Не коридоры, а проспекты, рассчитанные на века… Но не хватило на проекты бетона, стали и стекла. И матерьялы заменялись, терялось чувство высоты. И постепенно изменялись первоначальные черты. Недавно в этом странном доме снимал себе квартиру я. Дом оказался неудобен для современного жилья. Здесь жили мрачные соседи, которым за десятки лет осточертели эти стены и коммунальный туалет. Я по утрам спешил к трамваю, оглядывался, повторял: — Великолепная идея, несовершенный матерьял!

1960

ДАРЬЯ ЗАХАРЬЕВНА

I Я частенько гостил у бабки. Часто я заезжал к старухе. Все, бывало, шепчет губами, узнавая меня на пороге. Мы садились за самоваром, начинали чай с разговором. А жила она одиноко, от своих дочерей недалеко. Только к ним она не ходила, даже видеть их не хотела. — Мои девки с ума посходили! С матерью перебранились. К старости перебесились — снова замуж повыходили!.. Бабка правила нашей семьею. Наблюдала всю жизнь за порядком. Была домашним пророком. Считалась верховным судьею. Принимала в подарок конфеты. Разрешала любые споры. Разбирала любые конфликты. Прекращала семейные ссоры. Говорила кратко и мудро… Впрочем, это было нетрудно. Жили мы под единым флагом, родовым общежитским миром, шитые одним лыком, мазанные одним мирром, объединенные целью одною, одной бедою, одной войною. А теперь что случилось со всеми? Распадаются дружные семьи, что детей сообща растили, обноски перешивали, все, что надо, переживали, невест, как могли, рядили, швейной машинкой стучали, служили у государства, родственников встречали из тридевятого царства. А теперь кругом непорядки, непонятные нашей бабке. И народ не тот на базарах, и вода не та в самоварах… Я сижу, молча слушаю бабку. Чай прихлебываю внакладку. Все подробности выясняю. Ничего ей не объясняю. II У музыкантов фальшивят трубы. У музыкантов замерзли губы. Катафалк впереди как хоромы. Мы Захарьевну нашу хороним. А за гробом дети да внуки, а за гробом — ее товарки, с девятнадцатого века старухи, бабы, высохшие как таранки. За плечами у них обузы, за плечами у них ликбезы. А учила старух лучина, да крутила старух кручина. По десятку детей народившие, горы белья переворотившие, горы горя перевернувшие, по горло его хлебнувшие, — идут они тесной шеренгой, покачиваются от ветра, салопы на них, как шинели — длиннополые, с прошлого века. Исчезает, проходит племя этих женщин, вынесших бремя всяких войн: коротких и длинных, всех — грабительских и гражданских, справедливых и несправедливых, всех японских и всех германских.
  • Читать дальше
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • ...
Купить и скачать
в официальном магазине Литрес

Библиотека поэта и поэзии

Стихи

Ебукер (ebooker) – онлайн-библиотека на русском языке. Книги доступны онлайн, без утомительной регистрации. Огромный выбор и удобный дизайн, позволяющий читать без проблем. Добавляйте сайт в закладки! Все произведения загружаются пользователями: если считаете, что ваши авторские права нарушены – используйте форму обратной связи.

Полезные ссылки

  • Моя полка

Контакты

  • chitat.ebooker@gmail.com

Подпишитесь на рассылку: