С момента старта она выяснила две существенные вещи. Во-первых, она поверила в то, во что верила с самого начала, — женщины действительно могут занять свое место в исследовании космоса. Возможность ей была предоставлена для того, чтобы воспользоваться ею. Так и произошло. Она довольна своим выступлением и своей ролью. И во-вторых, она поняла, что никогда в своей жизни не будет счастлива без Джейка. Никогда. Четырнадцать дней она жила рядом с ним в уникальной атмосфере и радовалась каждой такой минуте, и в то же время она ненавидела эти минуты и тяготилась ими. Она хотела, чтобы их жизни соединились на Земле. Но она не могла быть уверенной, что его намерения серьезны. Он ни разу не заговорил о женитьбе. Та реплика на берегу об ухаживании была единственным указанием на его желание узнать ее поближе.

Она подняла голову и увидела, что он внимательно смотрит на нее.

— О чем ты думаешь, Джилл? — мягко спросил он.

Она затрясла головой, тщетно пытаясь изобразить хотя бы легкую улыбку. Она помнила, что их сейчас слушают, и совершенно не хотела обсуждать свои чувства со всем миром.

Его затянутая в перчатку рука протянулась к ней и взяла ее пальцы в свои. Он очень нежно сжал ее пальцы, потом отпустил.

Она не представляла себе, какими будут предстоящие дни. Это было совершенно невозможно сделать. Обследования экипажа после выполнения задания будут весьма болезненной процедурой, физические проверки будут бесконечными. Однако она не должна жаловаться. Она сама избрала эту профессию, никто ее не заставлял.

Когда они вошли в земную атмосферу над Тихим океаном и направлялись к месту посадки в Нью-Мексико, она почти не слышала сообщений, которые поступали с мониторов центра управления. Она вряд ли видела синее небо или белый песок вдоль посадочной полосы.

Потом последовал толчок. Ее тряхнуло, но страхующие ремни удержали ее в кресле, когда взвизгнули, коснувшись земли, колеса. Она выпрямилась в своем кресле и глянула в боковое окно, где были видны два самолета, идущие на посадку рядом с ними.

И тут она увидела толпу, такую невероятно большую, что у Джилл открылся рот. Полмира ожидало их в конце посадочной полосы. Она, не веря своим глазам, посмотрела на Джейка.

— Ты видишь?

Он кивнул, продолжая управлять моторами.

— Джилл! — раздался в наушниках громкий голос.

— Да, — ответила она и тут же поправилась: — Слушаю вас. Это Джилл.

Голос Гаррисона Тейлора гремел в ее ушах:

— Мисс астронавт, публика ждет вас!

— Я… я вижу, — пробормотала она. — Откуда они все взялись?

— Со всего света. Ты в порядке, Джилл? — Он прокашлялся и поправился: — Доктор Данбери.

— Да, — прошептала она и снова почувствовала всю силу земного притяжения.

Моторы затихли и в конце концов остановились. Джилл и Джейк стояли не двигаясь, пока машины мчались к ним. Ни он, ни она не улыбались. Только посмотрели друг на друга, потом снова в окна на толпу, спешившую к ним вслед за машинами.

Джилл снова посмотрела на Джейка и пожалела об этом. Выражение его лица потрясло ее.

— Ты выходи первым, Джейк, — прошептала она.

Он медленно покачал головой:

— Нет, Джилл, это не по протоколу. Гаррисон выразился вполне точно: «Мисс астронавт, публика ждет вас».

Она уставилась на него в совершенном смятении. В этот момент она осознала, что презирает его — в полном смысле слова презирает. Его серо-голубые глаза смотрели холодно и безучастно.

Боковая дверь корабля открылась, и послышался чей-то громкий голос:

— Эй, кто-нибудь будет выходить?

Она в последний раз посмотрела на него, прежде чем ответить:

— Да, я выхожу.

Она отстегнула ремень сиденья и медленно встала, сознавая в глубине души, что наступил тот самый момент, которого она боялась. Тот момент, из-за которого она не могла быть счастлива во время спуска на Землю. Она знала, что этот момент настанет, и вот он настал. И именно так, как она ожидала.

С этими мыслями она медленно начала спускаться по трапу.

Последующие десять дней были и благословением, и кошмаром. Разборы, казалось, никогда не кончатся. На обоих астронавтов обрушился шквал совещаний, съемок, медицинских и психологических исследований. Это был настоящий кошмар. Благословением было то, что все происходило в пределах центра космических полетов. Посторонние не допускались. Не было ни пресс-конференций, ни фотографов, ни репортеров.

Их полет сочли в высшей степени удачным. Он оказался весьма важной частью программы космических исследований. Тем не менее Джилл не избежала всех последствий того, что она четырнадцать дней провела в космосе. Даже при том, что она ежедневно занималась упражнениями, время, проведенное ею в невесомости, сказалось на потере мускульной ориентации. Джилл заметила это в первый же день, когда они с Джейком сидели за столом конференции и она рассказывала, подчеркивая свои слова движением карандаша по висевшей на стене схеме. Когда она перестала говорить, она оставила карандаш в воздухе, как будто он должен остаться там, пока она вновь не возьмет его в руку. Когда же карандаш упал на стол, она удивленно уставилась на него, пораженная тем, что он упал. Потом, естественно, она поняла, что произошло, и почувствовала себя глупо.