– Она не монголка, – сказал молодой. – Эй, девушка, кто ты?

Руменика замотала головой, давая понять, что не понимает ни слова. Ее ужас так ясно читался в ее глазах, что ей поверили.

– Чертовщина какая-то! – заметил Яков. – Халзан сказывал, она с ним по-русски говорила, да так чисто, будто всю жизнь туточки прожила.

– Красивая, – сказала молодой, разглядывая Руменику. – Таких красивых я и не видывал. Чисто лань. Глазищи-то какие!

– Гляди, Радим, приворожит тебя ведьма иноземная. Высохнешь потом по ней, в тень превратишься.

– Ей-богу, хороша! Халзану, видать, с пьяных-то глаз привиделось, что она с ним разговаривает. Ты приведи старика, он вроде тоже по-нашему в корчме говорил. Будет за толмача.

Старый вышел, оставив Руменику наедине со своим товарищем. Руменика сжалась в ком. не сводя с лица молодого напряженного взгляда. Если он полезет к ней, она перекусит ему горло. Ничьей наложницей она больше не будет, а уж тем более наложницей этого бородатого варвара.

– Да ты не бойся, – сказал Радим, улыбаясь. – Не собираюсь я над тобой насилие чинить. У меня жена есть, любушка моя, пава ненаглядная. Не понимаешь?

– Где Акун? – спросила Руменика. – Позови Акуна!

– Что ты там говоришь? Ни слова не понятно. Ты какого народа будешь? Булгарка? Половчанка? Из каких половцев – шаруканевых, ельтуковех, сурожских? Тьфу ты, немочь безъязыкая!

– Она не понимает тебя, воин, – раздался знакомый голос.

– Акун! – радостно закричала Руменика, вскочив с кровати и бросаясь к старику. – Акун, я боюсь!

– Не бойся, дочка. Ничего они нам не сделают, – ответил старый милд. – Это воевода ихний Радим, хочет с нами перетолковать.

– Хватит разговаривать, – повысил голос Радим, – я тебя позвал, чтобы ты, старик, толмачом был. Твоя девка по-нашему ни слова не разумеет, вот и будешь за нее говорить.

– Пусть вернут мне перстень, и я все пойму…

– Тсс! – Акун сильно сжал ее руку. – С ума сошла? Они нас враз в чародействе обвинят, а это серьезное обвинение. Нет уж, придется тебе помолчать. Я за нас двоих буду говорить… Что хочешь знать, воевода Радим?

– Все.

– Хорошее начало разговора, – Акун усмехнулся в усы. – Ну, тогда я первый тебя спрошу. В вине, что корчмарь нам подал, сонное зелье было?

– Того не ведаю.

– Не криви душой, воевода. Там люди твои были, ссоры с нами искали.

– Мои люди? Верно, были. Халзан, Ярема-лучник да Прокоп Псковитянин, тот, что седобородый. Хорошие воины и люди не беспутные. Очень их насторожило, как ты ножи кидал.

– Понятно. В честном бою одолеть не смогли бы, так они дурман подмешали. Храбрецы, клянусь душой Ниммура!

– Война нынче идет, – гневно ответил Радим. – А вы в городе моем подозрительные чужаки. Имею власть над вами, поскольку я воевода, князем сюда посаженный; захочу – пытать буду. Или сами все расскажете, по доброй своей воле?

– Нам и рассказывать-то нечего, – пожал плечами Акун. – Это ты, воевода, лучше расскажи, как свободных людей зельем опоил и из корчмы сонных в темницу бросил. Хорошая будет история о чести и о доблести!

– Сказано тебе, не знаю ничего про сонное зелье. И не тебе меня учить, чужестранец! – рыкнул Радим. – Ты о голове своей думай. И о девке своей. Не захочешь правду говорить, я ее воинам своим отдам на забаву. А тебя на дыбе пытать велю.

– Твои воины, воевода, наверняка решили, что забрали у меня все мое оружие, – улыбаясь, сказал Акун. – Так оно и есть: мой боевой шест и мои орионы сейчас у тебя. А теперь посмотри-ка сюда, воевода, – старый милд, продолжая улыбаться, вытянул из рукава своей туники стальную иглу дюймов в десять длиной. – Я мог бы тебя убить уже раз десять, но не сделал этого. Как ты думаешь, почему?

– Почему? – Радим закашлялся, сделал Якову, уже выхватившему меч, знак не трогать старого милда. – Почему же?

– Потому что я не враг ни тебе, ни народу твоему. Ты бросил нас в поруб и сам сидишь с нами тут, в сырости и холоде, хотя легкие у тебя застужены. А мы ведь в твой город не со злом пришли.

– Чего вы хотите?

– Мы ищем одного человека. Затем и приехали в твои земли.

– Кто этот человек?

– Мальчик. Двоюродный брат этой девушки.

– Он правду говорит? – спросил Радим Руменику. Акун перевел.

– Правду, – ответила Руменика. – Скажи ему, Акун, пусть одежду мне вернет. Холодно тут, в этом погребе.

– Сначала вы нам кое-что объясните, – Радим снова закашлялся. – Придется вам у меня в гостях немного задержаться.

– Что он говорит? – шепнула Руменика.

– Так, объяснений требует… Хорошо. воевода, – Акун посмотрел сначала на Радима, потом на Якова Млына, державшего факел. – Я дам все необходимые объяснения. Но сначала верни девушке все ее вещи. Иначе я слова не скажу, а пытать меня бесполезно.