Шрифт:
— Как это я вас сегодня разыграл, а?
Сексуальный домушник
В Курске меня после утверждения доктором «зауважали» еще больше. Многое прощали, например, избыточное «жизнелюбие» (в смысле вина и женщин), но были вещи, за которые я все же подвергался критике.
Пару раз в год, кажется к 1-му мая и к 7-му ноября (если кто не помнит
— это великие пролетарские праздники) подводились итоги «социалистического соревнования» (поясняю — это «муть голубая»). Победившая в соревновании кафедра награждалась денежной премией.
Я, как человек аналитического ума, решил разузнать, откуда «ноги растут» у этого премирования. Насчет аналитического ума я это не зря сказал. Студенты нашего института придумали стишок, за который ректорат и партком ругали в Обкоме Партии:
«Ума нет — иди в Пед, стыда нет — иди в Мед, любишь навоз — иди в Сельхоз, ум аналитический — иди в Политехнический!»
Поясняю — в Курске было четыре ВУЗа — педагогический, медицинский, сельскохозяйственный и наш — самый «аналитический» — политехнический. Ректорат и партком, получив «втык» за «чванство», боролись против этого стишка. Но, видимо, недостаточно, так как он был намалеван даже на фасаде института краской из аэрозольного баллончика. Так как я преподавал именно в политехническом, то сомнения насчет моего аналитического ума меня не глодали.
Уж если я упомянул о парткоме нашего ВУЗа, продолжу, что секретаря парткома звали Володей. Он был моим сотрудником, работавшим на нашей кафедре доцентом, и более того — моим другом. Лиля его хорошо знала по постоянным застольям у нас на квартире — сказывалась территориальная близость к нашему «аналитическому центру».
Когда Володю выбрали секретарем парткома, то «обмывать» назначение пришли, естественно, к нам. «Старый» коммунист Роман Горин, сам Володя, еще пара «проверенных» коммунистов, и я, как представитель беспартийных, уже сидели за столом, когда в разгар веселья, домой заявилась Лиля.
— Опять пьянка, — возмутилась она, и применила «удар ниже пояса», — я в партком буду жаловаться!
Гомерический хохот всей нашей честной компании озадачил ее.
— Зачем в партком, — давясь от смеха, перебил ее Володя, — жалуйся прямо мне, я с сегодняшнего дня — секретарь парткома!
— Ты — секретарь парткома? — изумилась Лиля, — пропал институт — все сопьются!
Но она ошиблась — все не спились. Даже из присутствующих за столом никто не спился. Но Володя выдал мне индульгенцию:
— Пока я секретарь парткома — можешь не вступать в партию, я тебе и так доверяю!
— Спасибо тебе, Володя, спасибо! Скольких унижений я избежал, не вступив в партию и на этот раз! Высший Разум, казалось, уберегал меня от вступления в то, во что вступать не надо!
Но вернемся к моему аналитическому уму. Я разузнал, что очки для премирования по итогам соцсоревнования подводит так называемая АСУ (автоматизированная система управления), где имелись электронные вычислительные машины. Познакомившись с этой АСУ, я увидел, что там сидят нормальные, пьющие люди с развитым чувством юмора. Работники, а особенно, работницы этой АСУ так в шутку говорили про себя: «Я с АСУ!», что получалось очень смешно, особенно, если произносить эти слова слитно. Они и рассказали мне, что надо делать, чтобы законно занять первое место.
Например, защита докторской диссертации оценивалась в 3 балла, кандидатской диссертации в 2 балла, а научная статья и лекция для студентов в общежитии в 1 балл. Три лекции в общежитии и докторская диссертация — как говорят, «две большие разницы»!
За зданием института стояли три студенческих общежития. Мы — сотрудники кафедры — вечером ходили по блокам, где по 4 комнаты, и «выгоняли» студентов в коридор на «митинг». Ну, и проводили политбеседу типа «вопрос-ответ». Например, про американского президента тех времен Джонсона, не очень дружественного к нашей великой родине — СССР.
Вопрос: Как зовут собаку Джонсона?
Никто не знает, все в смущении. А мы строго поясняем:
— Собаку-Джонсона зовут Линдон!
Смех, веселье.
Староста блока расписывается в нашем журнале о проведении лекции, и мы идем дальше.
Так мы прочитываем до сорока лекций за «отчетный» период. А в результате — первое место и около двухсот рублей премии. С лихвой хватает, чтобы славно отметить премию всей кафедрой в ресторане «Октябрьский».
Пили только шампанское — это тогда считалось высшим шиком. И однажды я, открывая бутылку шампанского, вылетевшей пробкой разбил стеклянный витраж на потолке. Прибежал мэтр, чуть нас не выставили, как хулиганов. Обошлись денежным штрафом. Об этом случае не забывайте, мы еще о нем поговорим!
А теперь о «критике». Обиженные «завы» других кафедр, прослышав о наших подлогах с лекциями, написали коллективную жалобу ректору, и что еще хуже — в Обком Партии. Опросили студентов, а те и рассказали про «собаку-Джонсона».
Прихожу на кафедру — записка: срочно вызывает ректор. Не подозревая ничего плохого, поднимаюсь, захожу к нему в кабинет, сажусь напротив. Ректор улыбается, но какой-то недоброй улыбкой.
— Итак, Нурбей Владимирович, как зовут собаку Джонсона? — вкрадчиво спрашивает ректор.