Когда я решил брать билеты для поездки на отдых в Сухуми, которые заказал заранее на начало июля, она мне позвонила на работу и сказала, неестественно скрипучим голосом:

— Дождь идет, плохое настроение, ты знаешь, я тут подумала, и решила (это было ее любимым выражением), не поеду я с тобой в Сухуми. Приходи вечером, забери свои вещи!

Я, конечно же, ожидал эти слова расставания, но только после отдыха в Сухуми. Однако лучше разобраться сейчас, чтобы не портить лета на ругань и упреки. Тем более — в Сухуми, при всех. Что ж, пришел вечером, и сложил вещички.

— Может, ляжем на прощание? — предложил я.

Тамара возмущенно указала мне на дверь. Пожав плечами, я вышел.

Дело в том, что, уезжая в Ивановское, Тамара-маленькая пригласила меня приехать к ней, уверяла, что там можно хорошо отдохнуть, и квартира на съем есть. Оставила «маршрутку» — как доехать и дала телефон директора пионерлагеря, по которому можно до нее дозвониться. Вечером же, придя домой я дозвонился до Тамары-маленькой и сообщил, что хочу приехать. Она искренне обрадовалась и сказала, что завтра же «забронирует» квартиру, вернее маленький частный домик.

А утром, часов в восемь, раздался телефонный звонок. Звонила Витольдовна, просила срочно встретиться у метро «Кунцевская»! Я был свободен, и через полтора часа уже стоял в назначенном месте. Тамара пришла нарядно одетая, хорошо причесанная, «причепуренная» и надушенная моей любимой «Красной Москвой», где, как говорят, содержится мускус.

Увидев ее, почувствовав этот знакомый запах, я так непреодолимо захотел с ней «у койку», что все сжалось внутри, аж дыханье сперло. «Спокойно, спокойно, джигит, — сказал я себе, — не давай себя оседлать! Ты сделал выбор, и не мельтеши теперь, как цанцар!» (цанцар или цанцари — грузинское слово, означающее человека малодушного, слабовольного, необязательного, у которого «семь пятниц на неделе», «перекати поле» и тому подобное. Не могу даже подобрать точного русского синонима!).

— Нур, сердце разорвалось на десять частей! — целуя меня, сладким, манящим голосом заговорила соблазнительница-Витольдовна. — Зря я тебя обидела, каюсь и беру свои слова назад! Давай сейчас пойдем домой, а потом поедем вместе в Сухуми!

У меня так засосало внутри, что в глазах потемнело от желанья. «Вот она, сирена Одиссева, губительница мужиков!» — Твердил я самому себе. «Улисс выдержал, а ты, мастер спорта, силовик, и подашься! А Тамара-маленькая, бесхитростная и простодушная, зря будет ждать тебя! Обещал ведь, а еще мнишь себя европейцем!».

— Тамара, у тебя семь пятниц на неделе, а у меня — только одна! Я уже обещал другой женщине провести с ней лето. Конечно, после того, как ты мне указала на дверь. Не я нарушил слово, а ты. И тебя я не подвел, не подведу и другую женщину, которой обещал!

— Ах, ах, у тебя есть и другая женщина! — запричитала Тамара, — а я-то тебе верила!

— Ни ты мне девственницей не досталась, ни я тебе нецелованным! — жестко сказал я Тамаре. Будем хоть честны и верны слову. Я обещал поехать с тобой и поехал бы, но ты отказалась. Тогда я дал слово другой и теперь сдержу его, если теперь она сама не пойдет на попятную. Такова уж наша мужицкая доля!

— А как же мое лето, мой отдых? Куда я поеду, ведь я уже вышла в отпуск! — проговорилась Тамара: она облегчила мне расставание.

— Надо было думать, когда указывала мне на дверь! Чао, какао! — я «сделал ручкой» и зашел в метро. — Господи, спасибо тебе, что не дал мне смалодушничать!

Этим же днем я прибыл в Ивановское через Черноголовку. Это сейчас мы знаем Черноголовку, как мощного производителя водки и газводы; а тогда тоже знали, но как поселок весьма серьезных физиков. Что-то они опасное для человечества производили, а что — не было дано знать простому народу.

Мы встретились в детском саду, и Тамара пошла показывать мне наш домик. Домик принадлежал местному жителю — Витьке-горбуну, доброму, но сильно пьющему парню. Сдал он этот домик нам дешево, а сам жил у какого-то приятеля. Комната в домике была одна, с койкой у печки, которую не топить было почему-то нельзя. Так что мы ночами просто плавали в поту от жары. Иногда Витька, уже сильно пьяный, приводил в домик своих друзей, и когда они допивались до положения риз, то оставались и на ночь. А нам приходилось перешагивать через валяющиеся на полу тела.

Туалет был во дворе, и туда нужно было проходить мимо собачьей будки, где на цепи сидела большая и свирепая с виду собака. Ее пасть, при натянутой как струна цепи, находилась в миллиметре от тела человека, проходящего в туалет. И именно этого миллиметра не хватало разъяренному чудовищу, чтобы задрать насмерть страждущего. Поэтому иногда человек так до туалета и не доходил — страх делал свое дело раньше.

Но, несмотря на все эти страсти, все было путем и весело. Сексуальный режим Тамару-маленькую в отличие от Тамары-грозной вполне устраивал. Не мешала даже жаркая печь, пьяные тела на полу и свирепая собака. Тамара-маленькая все воспринимала спокойно и как «подарок от Бога» — «Айнэ гутэнэ гебратэнэ ганц ист айнэ гутэнэ габэ фон Готт» — как любят говорить евреи на своем идиш.